Королева

— Я тоже люблю тебя, Касс. Зов твоей крови в моем теле никогда тебе не врал.

Договорить. Не запнуться, потеряв остатки воли от его шокированного взгляда.

— Я хочу лишь одного. Унести это чувство с собой в чертоги Антала, если мне суждено умереть. Умереть с твоим именем на губах. И никак иначе.

Я не хочу, чтобы мое чувство оказалось растоптано твоей тиранией, когда я попаду в твои руки. Если это случится, я не хочу видеть, как оно застынет, сменившись желанием смерти, а потом станет ненавистью. Это самое прекрасное, что со мной когда-либо случалось. Позволь мне забрать его с собой и не дать ему погибнуть у твоих ног. Если любишь, сделай это для меня.

Она это произнесла. Оказалось совсем не сложно. Вряд ли они когда-нибудь увидятся снова. Уже сегодня конец самой короткой, но не менее кровопролитной войне будет положен.

Вот и все. По крайней мере, этот груз больше не давил ей на плечи.

— Прощай, — с чистым сердцем произнесла Элика, делая шаг вперед. Прочь с этого плато, так и не выполнившего свою функцию плацдарма мирного регулирования. Прочь от этого мужчины, чей ошеломленный и полный боли взгляд никогда не сотрется из ее памяти.

...Он отказывался верить, что потерял ее, в тот самый момент, когда заполучил по-настоящему. В тот момент, когда его внутренний Зверь, и без того придавленный глыбой самоконтроля, испустил предсмертный рык, чтобы затихнуть навсегда.

—Элика...

Горячие, сильные ладони неистово трясут ее плечи. Что она знала об отчаянии, которое раньше накрывало ее с головой, подводя к пропасти безумия, заставляя танцевать свои танцы босиком на острых обломках гордости? Ничего. Настоящее отчаяние было сейчас в его глазах. Непередаваемого, манящего оттенка растаявшего безмолвного льда.

—Элика, останови это. Прошу тебя. Я не могу тебя потерять! Ты мне нужна!

— Слишком поздно, Касс, — она улыбалась. Отпуская все свои обиды и всю свою ярость к этому человеку в безмолвные небеса, не замечая, как расходится белесая мгла, и палящие лучи солнца устремляются к земле, беспощадные и символичные до неправдоподобности.

— Не поздно. Объяви перемирие. Не беги от самой себя. Мы созданы друг для друга! Прекрати эту войну! Скажи хоть раз богам "Нет"! Не они управляют твоей судьбой! Ты сама хозяйка своей жизни!

— Тебе бы признать это раньше, как знать, может, многое бы изменилось... — уже не думая о том, что делает − перед лицом смерти равны все, — провела кончиками пальцев по его щеке. Грустно улыбнулась, ощутив на них влагу. — Ты же сам знаешь, что я не могу. Они, — кивок в сторону форта, — этого не поймут. Стоило ли гибнуть самым достойным воинам, чтобы потом, презрев их память, все решить путем переговоров? Ист Верто, Кассий. Его никто не отменял. Прости, но это была цена моей жизни тогда.

— Цена твоей жизни − моя кровь! Я умру за тебя, если надо... Любимая...

Она не стала вырываться. Наоборот, с жадностью умирающего от жажды путника бескрайней пустыни приняла этот отчаянный, обреченный поцелуй, зная, что не забудет его сладости до самой смерти. Долго. Отчаянно. Сдерживая рвущийся наружу крик и горькие слезы. Уничтожая себя и право на любовь во имя высшей цели. Любим, пока непобедим. И вряд ли что-то изменится...

Так надо. Стоять рядом с ним, как равная. Иметь право смотреть ему в глаза, не снизу вверх, как он хотел всю свою сознательную жизнь. Именно так. Непобедимой и сгорающей от любви... А не в цепях, у его ног, бестелесной тенью, призывающей смерть как благо.

—Пусть выживет достойный, Касс, — прошептала матриарх, прерывая поцелуй. Одинокая слеза скатилась по ее щеке.

Переговоры не могли закончиться иначе. Но они могли расставить все точки прорвавшейся искренности.

Воины сопровождения враждующих сторон долго не могли прийти в себя, наблюдая нереальную, но такую яркую, вопреки всем законам логики, картину. Вместо того, чтобы накинуться друг на друга в поединке… или пожать руки... Противники королевских кровей целовались, не замечая ничего вокруг. Что это могло значить? Окончательное перемирие?! Или начало самого жестокого и жуткого противостояния?

— Ты навсегда в моем сердце... — прошептал Кассий в спину удаляющейся девушке.

Навстречу смерти. Решающему бою. Точке абсолютного невозврата...

Глава 17

Никого из атланской армии в последнее время не удивляли слезы их королевы. Матриарх могла сколько угодно, не стесняясь, предаваться своим потаенным эмоциям, будь то азарт, веселье, боль или слезы. Но никогда, ни в коей мере, не могло это повлиять на исход войны, ослабить ее разум, заставляя дрожать тонкие и нежные руки, которые сейчас плотно сомкнулись на горле Кассиопеи, сдавливая нежным ядом чувственной асфиксии, вырваться из которой у вражеской империи не было больше сил... А, возможно, и острого желания...