Время от времени навстречу им спешили конные санитары, еще сильнее забрызгивая их грязью. Это был холодный, молчаливый марш-бросок по сырым лугам, окутанным мглой. Вдоль железнодорожной насыпи через ров, параллельно их колонне двигалось еще одно подразделение. Трент наблюдал за ним – контуры темной массы людей то четко вырисовывались, но расплывались в клубах тумана. Однажды он на целых полчаса потерял их из виду, а когда они вновь возникли в поле зрения, он заметил, что фланги колонны втянулись, середина набухла, солдаты бежали на запад. В ту же секунду в тумане раздался протяжный треск. Колонна начала распадаться, раскачиваться на восток и на запад, треск стал непрерывным. На полном скаку промчалась конница, и он с товарищами отступил, чтобы дать ей дорогу. Она вступила в бой чуть правее его батальона, и когда первые выстрелы раздались в тумане, с укреплений послышался могучий рев пушек. Мимо, что-то выкрикивая, проскакал офицер, Трент не слышал его, но увидел, что шеренги впереди внезапно расступились и исчезли в сумерках. Еще несколько офицеров подъехали и встали рядом с ним, вглядываясь в туман. Далеко впереди треск слился в общий грохот. Это было тоскливое ожидание.
Трент пожевал еще хлеба для солдата с разбитой челюстью. Тот попытался проглотить еду, но через некоторое время жестом предложил Тренту доесть хлеб самому. Капрал протянул флягу с бренди, но когда Трент попытался вернуть ее, капрал уже лежал на земле. Не успел он перевести встревоженный взгляд на солдата рядом, как того ударило что-то, и он покатился в канаву. Лошадь одного из офицеров дернулась, попятилась в сторону и наступила на упавшего. Одного из солдат она сбила с ног, другого лягнула в грудь и швырнула сквозь строй. Офицер вонзил в нее шпоры и заставил дрожащее животное встать вперед, на своем прежнем месте. Канонада как будто приближалась. Штабс-офицер, медленно разъезжавший вдоль строя, вдруг рухнул в седле и вцепился в конскую гриву. Нога в сапоге свесилась со стремени, сразу побагровела и промокла. Потом из тумана впереди начали выбегать люди. Дорога, поля, канавы заполнились упавшими. На мгновение Тренту казалось, что он видит во мгле призрачных всадников. Человек позади него страшно выругался, потому что он их тоже видел. Это были уланы. Батальон оставался на месте, на луга вновь наплыл туман.
Полковник тяжело громоздился на своей лошади, его вытянутая, как пуля, голова пряталась в стоячем воротнике доломана, толстые ноги торчали из стремян. Вокруг него с трубами наготове сгрудились горнисты, а позади штабс-офицер в бледно-синем мундире курил папиросу и болтал с гусарским ротмистром. Впереди по дороге кто-то несся бешеным галопом – рядом с полковником возник ординарец, которому жестом было велено держаться сзади. Поднялся смущенный ропот, переросший в крики. Гусары поскакали вперед, все как один, эскадрилья за эскадрильей, закручивая вихри густого тумана. Полковник поднял лошадь на дыбы, зазвенели горны и весь батальон бросился вперед к насыпи, полез через ров и двинулся по сырому лугу. Фуражку Трент потерял почти сразу. Ее сорвало с головы, как будто веткой с дерева. Многие товарищи падали в мерзлую слякоть, ему казалось, что они поскальзываются. Один из них, рухнув, преградил ему путь. Трент остановился, чтобы помочь ему подняться, но тот отчаянно закричал, как только его коснулись. Офицер ревел «Вперед! Вперед!», поэтому Трент бросился дальше.
Это был долгий бег сквозь туман, несколько раз пришлось перекладывать тяжелое ружье из руки в руку. Когда они, наконец, залегли, тяжело дыша, за железнодорожной насыпью, Трент огляделся. Ему хотелось биться с противником, крушить, убивать. Его охватило желание броситься в толпу и рвать ее направо и налево. Он хотел стрелять, колоть штыком. Всего этого он не ожидал от себя. Ему хотелось драться, убиватьдо изнеможения, пока остаются силы в руках. Потом ему страшно захотелось домой. Он слышал чьи-то слова, что половина батальона ушла в атаку, видел, как кто-то осматривал труп под насыпью. Еще теплое тело было облечено в странную униформу, но, даже заметив шипастый шлем[50], лежащий в нескольких дюймах от него, он не понял, кто это.
Полковник сидел на лошади неподалеку, его глаза сверкали из-под малиновой фуражки. Трент услышал, как он сказал офицеру:
– Еще одна атака, и у меня не останется людей, чтобы протрубить в горн.
– Пруссаки были здесь? – спросил Трент у солдата, который отирал стекавшую с волос кровь.
– Да, гусары их проредили, а мы попали под перекрестный огонь.
– Мы поддерживаем батарею на набережной, – сказал другой.