Король-Уголь

— Но мулы же — не лошади! — возразил тот. — У меня захворал на днях один из конюхов, у него такие боли в животе, что не знаю, сможет ли он дальше работать.

— Позвольте мне попробовать, — сказал Хал. — Я с ними управлюсь.

Начальник внимательно посмотрел на него.

— На вид ты парень разбитной. Я положу тебе для начала сорок пять долларов в месяц, а если будешь хорошо работать, накину еще пятерку.

— Спасибо, сэр. Когда мне приступать?

— Чем скорее, тем лучше. Где твои пожитки?

— Вот тут все мое имущество, — ответил Хал, указывая на узелок с ворованной сменой белья.

— Ладно, засунь его вон туда в угол, — сказал Стоун; потом внезапно нахмурился и посмотрел на Хала: — Ты состоишь в каком-нибудь профсоюзе?

— Что вы, нет!

— А раньше когда состоял?

— Нет, сэр. Никогда.

Взгляд начальника, казалось, говорил, что Хал лжет и что он видит его насквозь.

— А ведь тебе придется дать в этом присягу, иначе мы тебя не допустим к работе.

— Пожалуйста, — сказал Хал, — я готов хоть сейчас.

— Насчет этого я тебя вызову завтра, — сказал начальник. — У меня нет под рукой текста присяги. Кстати, ты какой веры?

— Адвентист седьмого дня.

— Господи Иисусе! Это еще что такое?

— Ничего страшного. Мне просто не полагается работать по субботам, но я с этим не считаюсь.

— Ладно. Только тут не проповедуй своей религии! У нас здесь свой собственный священник. На содержание его мы высчитываем у каждого рабочего по пятьдесят центов в месяц. Пошли, я провожу тебя в шахту!

Так началась для Хала трудовая жизнь.

5

Всем известно, что мул — это гнусная скотина, нечестивое и безбожное существо; создав его, природа зашла, так сказать, в тупик, совершила ошибку, которой сама стыдится, и поэтому запрещает мулу продолжать свой род. Тридцать мулов, переданных на попечение Хала, выращены были в такой обстановке, которая лишь благоприятствовала развитию самых худших черт их характера. Вскоре Хал узнал, что своей болезнью его предшественник обязан тому, что мул лягнул его задним копытом в живот. Из этого Хал сделал вывод, что, если хочешь избежать беды, не вздумай уноситься мечтами в облака.

Эти мулы всю свою жизнь находились в темных недрах земли. Только когда они заболевали, их поднимали наверх, чтобы они могли увидеть солнечный свет и поваляться на зеленой траве. Один из мулов, по кличке Даго Чарли, пристрастился жевать табак, в поисках которого он тыкал морду в карманы шахтеров и их подручных. Сплюнуть табачную жвачку он не умел, поэтому, глотая ее, не раз заболевал и теперь уже не мог смотреть на табак. Но погонщики и мальчишки-рабочие знали эту его слабость и соблазняли Даго Чарли табаком, пока он снова не становился жертвой своей страсти. Хал вскоре разгадал трагедию его души и возымел к нему искреннюю симпатию.

Хал спускался в шахту с первой клетью, кормил и поил своих питомцев и помогал запрягать их. Когда вдали умолкал топот копыт последнего мула, он чистил стойла, чинил сбрую и повиновался приказам любого человека, если тот оказывался старше, чем он.

Кроме мулов, Халу доставляли страдания мальчишки-откатчики и прочие юнцы, с которыми ему приходилось сталкиваться. Хал был новичком, и поэтому они надевались над ним. Еще одно обстоятельство играло здесь роль: его работа казалась им неприличной — ухаживать за мулами, по их мнению, было унизительно и смешно. Эти ребята принадлежали по крайней мере к двум десяткам национальностей Южной Европы и Азии. Среди них были и плосколицые татары, и смуглые греки, и маленькие остроглазые японцы. Они говорили на смешанном языке, состоявшем главным образом из английских ругательств и разных непотребных слов. Человек, родившийся и выросший под солнцем, не мог себе даже представить, какой грязью были пропитаны их мозги. Они приписывали всякие гнусности своим матерям и бабушкам, а также святой деве Марии, единственному мифологическому лицу, о котором они слышали. У этих бедных малышей, прозябавших во тьме, души пропитывались грязью более быстро и несмываемо, чем их кожа.

Начальник посоветовал Халу зайти насчет жилья и питания в пансион Ремницкого. В сумерках Хал поднялся с последней клетью на-гора, и ему показали дорогу к тускло освещенному дому из ребристого железа. Там его встретил хозяин, толстый выходец из России, который согласился взять его к себе и поместить в комнате вместе с восьмеркой, других холостяков за двадцать семь долларов в месяц. Если вычесть из получки еще полтора доллара в месяц на уплату кабатчикам, полдоллара на священника, состоящего на службе у Компании, и доллар на врача, тоже находящегося у нее на службе, пятьдесят центов за пользование баней и пятьдесят центов в фонд взаимопомощи на случай болезни и увечия, то у Хала могло оставаться четырнадцать долларов в месяц. Вот и одевайся на эти деньги, заводи семью, покупай себе пиво, табак, посещай библиотеки и колледжи, учрежденные филантропами-шахтовладельцами!