— То есть в тюрьму? Вы понимаете, конечно, что для этого потребуется суд присяжных. Достанете вы таких присяжных, готовых плясать под вашу дудку?
— Я слышал, что вы интересовались политической обстановкой в графстве Педро. Что же вы не удостоили своим вниманием суд?
— Как видите, не успел.
Начальник охраны выпустил несколько колец табачного дыма.
— Видите ли, в нашем списке присяжных около трехсот человек, и мы всех их знаем наперечет. Вы предстанете перед судом с таким составом присяжных: старшина — Джек Предович, заседатели — трое наших конторщиков, два трактирщика Альфа Реймонда, да еще пятеро мексиканцев, которые не поймут ни слова, но за глоток виски согласятся всадить вам нож в спину. Прокурор в этом округе — политикан, он любит рабочих на словах, а нас — на деле. Судья Дентон из окружного суда — компаньон Ваглемена по юридической конторе, а Ваглемен — наш юрисконсульт. Понятно, что к чему?
— Да, — сказал Хал, — я уже слышал про «Империю Реймонда». Интересно познакомиться со всем этим в действии. Вы были весьма откровенны.
— Как же, — отозвался начальник охраны, — я хочу, чтобы вы ясно себе представляли ту силу, против которой вы восстали. Не мы начали эту борьбу, однако мы согласны прекратить ее без шума. Только просим вас исправить то зло, которое вы нам причинили.
— «Исправить зло» — это значит, я должен опозорить себя: сказать рабочим, что я предатель.
— Совершенно верно, — ответил начальник охраны.
— Чтобы обмозговать такое дело, мне надо, пожалуй, присесть, — сказал Хал и, усевшись на стул в самой непринужденной позе, вытянул ноги. — Там у вас наверху страшно жесткая скамейка, — пояснил он, насмешливо глядя на Джеффа Коттона.
20
Когда разговор возобновился, он принял новый и совершенно неожиданный оборот.
— Коттон, — заметил арестант, — я вижу, вы человек с образованием. В былые времена вы были, вероятно, одним из тех, кого принято называть джентльменом.
Кровь ударила в лицо-начальнику охраны.
— Подите к дьяволу! — сказал он.
— Я не собираюсь задавать вам никаких вопросов, — продолжал Хал. — Я вполне понимаю, что вам неприятно отвечать на них. Я лишь хочу отметить следующее: как бывший джентльмен, вы можете оценить некоторые стороны этого дела, недоступные пониманию такого сатрапа, как Стоун, или такого специалиста по рационализации труда, как Картрайт. Джентльмен всегда узнает джентльмена даже в шахтерской одежде, не так ли?
Хал сделал паузу, ожидая ответа. Начальник охраны тревожно посмотрел на него.
— Полагаю, что так.
— Отлично. Первым долгом разрешите вам заметить, что джентльмен никогда не закурит, не предложив своему собеседнику сигару.
Коттон снова взглянул на него. «Сейчас опять пошлет к черту», — подумал Хал, но вместо этого начальник охраны вынул из жилетного кармана сигару и протянул ее арестанту.
— Спасибо. Я не курю, — сказал Хал с достоинством. — Но я люблю, когда меня угощают.
Оба снова помолчали, присматриваясь друг к другу.
— Коттон, — заговорил арестант, — вы обрисовали сцену суда. Разрешите мне продолжить этот рассказ за вас. Итак, вы состряпали процесс, и ваши дрессированные присяжные уже сидят на своих местах, дрессированный судья — в своем кресле, и дрессированный прокурор шпарит свою речь. Вы уже готовы отправить свою жертву в тюрьму в назидание остальным вашим рабочим. Но предположите, что в самый разгар суда вы внезапно узнаете, что ваш подсудимый — такая персона, которую нельзя посадить в тюрьму.
— То есть как нельзя? — переспросил начальник охраны. В его тоне послышалась растерянность. — Объясните…
— Вам? Человеку такого ума? Разве вы не знаете, Коттон, что есть «неприкосновенные» лица?
Начальник охраны курил свою сигару.
— Да, в пределах этого графства есть такие. Но я думал, что знаю их всех наперечет.
— А не приходило ли вам в голову, что сколько-то таких людей есть и в пределах этого штата?
Наступило длительное молчание. Собеседники смотрели друг другу в глаза. И чем дольше Хал смотрел, тем явственнее читалось замешательство на лице начальника охраны.
— Подумайте, как будет неловко, — опять заговорил Хал. — Ваша драма уже разыгрывается на подмостках, как, например, позавчера, только на большей сцене и перед более важной публикой. И вот, наконец, denouement[12], и вы обнаруживаете, что вы не только не оправдались в глазах рабочих Северной Долины, но вынесли сами себе приговор перед лицом целого штата, доказали всему обществу, что вы нарушители закона; мало сказать — нарушители, ослы!
На этот раз начальник охраны так долго смотрел на Хала, что даже забыл про сигару, и она потухла. Хал в это время сидел в самой непринужденной позе и таинственно улыбался. Коттону вдруг показалось, что на глазах у него происходит превращение: шахтерский комбинезон исчез и вместо рабочей одежды на Хале очутилась фрачная пара.
— Что за чертовщина! Кто вы такой? — воскликнул Коттон.