В основе тогдашних шутливых слов Хала было настоящее предвидение, искренняя вера в силы этой девушки. Уже в тот день, когда он впервые застал дикую розу шахтерского поселка за развешиванием белья, он понял, что это не просто хорошенькая девушка из рабочей семьи, но женщина с умом и характером. Она была дальновиднее, чем большинство этих наемных рабов, и способна на более глубокие чувства. У нее были общие с ними, но более сложные стремления. Когда Хал, желая помочь, предложил достать для нее хорошую работу, она ясно дала ему понять, что стремится не только сбросить с себя ярмо повседневного труда, но и найти такую жизнь, в которой было бы место умственным интересам. Тогда-то и возникла у Хала идея, что Мэри должна стать учителем и вождем шахтеров. Она любила их, болела за них душой и страдала вместе с ними, в то же время ища своим пытливым умом причины их бедствий. Но едва лишь Хал заговаривал с ней о том, что надо возглавить шахтерское движение, как он встречал лишь ее презрение к углекопам. Это убивало надежды Хала, сводило на нет его стремления помочь им всем и Мэри в том числе.
И вот она взяла на себя ту роль, которую он ей предназначал. «Теперь ее душа слилась с этой бушующей толпой, — подумал Хал. — Она жила жизнью этих людей, терпела вместе с ними унижения и обиды и вот восстала вместе с ними». Но Хал, будучи всего лишь мужчиной, упустил одну из причин ее чудесного превращения: он не догадывался, что красноречие Мэри обращено не только ко всем этим Рэфферти, Уочопам и прочим рабам Северной Долины, но и к одной девушке с обложки иллюстрированного журнала, в плаще, светло-зеленой шляпке и мягкой, прозрачной, дорожной вуали, которая стоит бешеных, бешеных денег.
5
Речь Мэри внезапно оборвалась. Несколько человек, отделившись от толпы, прошли вперед, и у них там произошла с кем-то стычка. Возбужденные голоса становились громче, и народ уже бросился на этот шум. Мэри тоже повернулась, чтобы посмотреть, и как-то мгновенно вся толпа хлынула туда же, вперед.
Стычка произошла возле госпиталя. Дом выходил на улицу широким крыльцом. На нем стояли Картрайт и Алек Стоун с группой служащих Компании, среди которых Хал заметил Предовича, почтмейстера Джонсона и Адамса. Крыльцо обступили шахтеры, суровые и решительные, во главе с Тимом Рэфферти. Он кричал:
— Пускай ваши адвокаты убираются отсюда!
Переговоры с Тимом взялся вести сам управляющий:
— Здесь нет никаких адвокатов, Рэфферти!
— Мы вам не верим!
— Сами хотим убедиться! — подхватили остальные.
— Внутрь мы вас не пустим, — заявил Картрайт.
— Я должен видеть отца! — неистово кричал Тим. — Имею я право повидать родного отца?
— Можете навестить его утром. Можете забрать его домой, если вам угодно. Мы вовсе не хотим держать его здесь. Но сейчас он спит, и других больных нельзя беспокоить.
— Вы не постеснялись привести туда своих проклятых адвокатов, беспокоить их!
— Говорю вам, возле него и близко не было адвокатов! — пытался заверить Картрайт, но недовольные возгласы шахтеров заглушили его слова.
— Это ложь! — крикнул Уочоп. — Они торчат здесь целый день, вы отлично это знаете! Мы их к черту выгоним!
— Иди, не бойся, Тим! — крикнул Энди, юноша грек, проталкиваясь вперед.
— Иди, не бойся! — поддержали другие, и Тим Рэфферти, поощряемый этими возгласами, стал подниматься по ступенькам.
— Хочу видеть отца! — решительно сказал он, но Картрайт вцепился ему в плечо, и тогда он закричал: — Пропустите! Пропустите, говорю вам!
Было совершенно очевидно, что управляющий всячески старается избежать применения силы. Он приказал охране отступить и сам удерживал юношу. А Тиму уже бросилась в голову кровь; он рванулся вперед, и то ли управляющий первый ударил его, то ли хотел отразить удар, но Тим скатился вниз по ступенькам. Вопль негодования потряс толпу. Все рванулись вперед, и в этот момент люди, стоявшие на крыльце, вытащили револьверы.
Что это означает, было ясно всем: еще миг — толпа ринется вверх по лестнице, и начнется стрельба. А уж если начнется заваруха, то всего можно ждать! Такой взбудораженный народ не успокоится, пожалуй, пока не спалит все дома и не перебьет всех представителей Компании!
Хал шел сюда с намерением держаться в тени, но сейчас, в подобную минуту, это показалось ему трусостью, чуть ли не преступлением. Он бросился вперед, стараясь перекричать толпу:
— Стойте! Стойте!
Вероятно, во всей Северной Долине не было другого человека, которого они бы послушались в эту минуту. Но Халу они доверяли, он заслужил у них право на внимание. Разве не сидел он ради них в тюрьме? Разве они не видели его за решеткой?
— Джо Смит! — пронеслось в толпе от края и до края.
Хал прокладывал дорогу вперед, расталкивая людей, умоляя, приказывая молчать.
— Тим Рэфферти, погоди!
И Тим, узнав этот голос, повиновался.
Высвободившись из тисков толпы, Хал прыгнул на крыльцо; Картрайт даже не пытался помешать ему.