Петрович притормозил и, плавно повернув направо, въехал на поднимавшуюся наверх огороженную полосу, выходящую на автобан. По этой трассе, ведущей на юг, до Молльхагена оставалось ехать не более пятнадцати минут, и все, сидевшие в машине, с нетерпением дожидались того момента, когда «Мерседес», наконец, въедет за высокий забор особняка на Апфельштрассе, где можно будет сдать ценный груз резиденту и броситься поправлять здоровье.
Разогнавшись до ста десяти, а по автобану можно было ехать с любой скоростью — хоть под триста, Петрович взглянул в зеркало и увидел сзади серебристый «Мерседес». Не обратив на него особого внимания, он снова стал смореть на летящий навстречу гладкий асфальт. Езда по германским дорогам доставляла ему удовольствие, и он радовался тому, что его не направили работать куда-нибудь в Колумбию, где мало того, что повсюду мельтешили оборзевшие наркобароны и разъезжали вооруженные до зубов молодчики из сил национальной безопасности, но еще и дороги были хуже, чем в Новгородской области.
Посмотрев в зеркало еще раз, он снова увидел тот же «Мерседес» и, слегка нахмурившись, чуть сбавил скорость, приняв на полметра вправо и включив правый поворотник. Это должно было служить любезным приглашением обогнать его. Но «Мерседес» в точности повторил его маневр, разве что не замигал поворотником.
— Так, — сказал Петрович, — за нами хвост.
Все сразу же обернулись назад и уставились на толстый серебристый лимузин, мчавшийся за ними метрах в пятидесяти.
— Что будем делать? — обеспокоенно спросил Бурдюк, машинально нащупывая пистолет под мышкой.
— Что будем делать… что будем делать… — забормотал себе под нос Петрович, лихорадочно перебирая в голове варианты того, что следовало делать, — а вот что мы будем делать!
И он, не снижая скорости, резко свернул на примыкавшую к автобану асфальтированную дорогу, которая вела через поле с немецкой пшеницей к видневшемуся километрах в двух от автобана лесу. Рядом с лесом стояла красивая, как на картинке, ветряная мельница. В Германии этих мельниц было — как прыщей на запоздалой девственнице. В Голландии, конечно, их было больше, но здесь тоже хватало. Фермеры гордились ими, и хлеб, испеченный из муки, смолотой на такой мельнице, стоил дороже, чем такой же, но из муки электрического промышленного помола.
«Мерседес» так же резко свернул с автобана и помчался вслед за «Фольксвагеном» по асфальтовой ленте, плавно вилявшей меж высоких арийских хлебов.
Петрович крякнул и скомандовал:
— Оружие к бою! Будем мочить этих козлов. Я не знаю, кто они, но то, что им нужен наш груз — и к бабке не ходи. Если на мельнице кто-нибудь есть, их — тоже. Нам свидетели не нужны.
Все достали пистолеты и дружно навинтили на стволы глушители. Капитан, сидевший рядом с Петровичем, достал дипломат из бардачка и поставил его на пол между ног.
Мельница приближалась, и вдруг «Мерседес», взревев двигателем, резко обогнал «Фольксваген» и стал прижимать его к краю дороги, за которым начинались заросли пшеницы. С трудом удержав машину от заноса, Петрович вывернул руль и ударил «Мерседес» левым крылом, пытаясь точно так же спихнуть его с дороги, но ничего не вышло. «Мерседес», как более тяжелая машина, хорошо держался на асфальте.
Наконец обе машины вылетели на просторную асфальтированную площадку перед мельницей и Петрович резко нажал на тормоз, пропуская «Мерседес» вперед. Но водитель «Мерседеса» мгновенно отреагировал на это, да еще и крутанул руль вправо, подтолкнув несущийся юзом «Фольксваген». В результате машину Петровича развернуло, и она врезалась багажником в небольшой добротный сарайчик, стоявший рядом с мельницей. Сам же «Мерс» пролетел чуть дальше и смог остановиться только метров через двадцать.
В это время спецы выскочили из «Фольксвагена» и, стреляя в сторону остановившегося «Мерседеса», бросились бежать вокруг мельницы в поисках входа в нее. Дуэль на открытом воздухе совсем не входила в их планы. Перестрелка в замкнутом пространстве сложной формы устраивала их гораздо больше. Там было больше шансов уничтожить противника, самим при этом оставшись невредимыми. Обежав мельницу, они увидели дверь и через несколько секунд скрылись внутри.
Игрушкой мельница выглядела только издали. Вблизи же она оказалась огромным и даже какимто устрашающим сооружением. Чтобы увидеть край ее заостренной крыши, приходилось задирать голову, а ее дощатые крылья вертелись медленно и мощно, как руки жестикулирующего великана. Недаром Дон Кихот в приступе белой горячки бросился сражаться с этим творением человеческих рук.