Король нищих

— Мой дорогой крестный считает меня способной на самые безрассудные поступки. Но он должен бы знать, что я если иногда и закипаю, как молочный суп, то столь быстро и остываю. Значит, мы едем завтра-…

Сильви, одетая с ног до головы в черный бархат, вернулась во дворец Сен-Жермен после четырех лет отсутствия; ей пришлось проделать триста лье, чтобы добраться до него. В то время при дворе носили траур по королеве-матери, умершей в Кельне почти в нищете, не увидев ни Франции, ни сына, который не простил ей того, что она, возможно, была замешана в убийстве его отца Генриха IV. Этикет предписывал, чтобы визитеры являлись ко двору в траурных одеждах, что вызвало большой переполох в особняке Рагенэля: гардероб Сильви был довольно скуден и в нем не было ни одного черного туалета. Но Корантен, срочно посланный в Отель Вандом, привез оттуда принадлежавшее Элизабет платье, которое Николь за ночь подогнала по более хрупкой фигуре Сильви.

Сердце Сильви забилось учащеннее, когда она — ее затянутую в перчатку руку твердо держал Жан — медленно поднималась по парадной лестнице, ведущей в покои королевы. Внешне все было таким, каким осталось в ее воспоминаниях: вдоль стен по-прежнему стояли стражники и придворные, словно живые картины. Когда же девушка вошла в двустворчатую дверь большого кабинета, ей сразу бросились в глаза заметные отличия. Во-первых, появились новые дамы, которых она не знала. Во-вторых, смерть унесла Стефанилу, старую горничную-испанку, которая вечно сидела в углу за каким-то шитьем. В другом углу толпилась привычная стайка фрейлин, но они, облаченные в траур, держались так тихо, что были просто неузнаваемы. Кстати, среди фрейлин тоже мелькали незнакомые лица; кое-кто из прежних исчез. Начиная с мадемуазель де Шемро, которая, должно быть, сочла за благо не показываться здесь в тот момент, когда при дворе вновь появилась ее ненавистница (как иначе могла она называть Сильви?). Сильви также нашла, что и королева сильно изменилась. По-прежнему ослепительно красивая, — черные одежды делали ее еще прекраснее, — королева слегка пополнела, но следы слез и заботы начали накладывать свой отпечаток на это дивное лицо, придавая ему больше мягкости и трогательности. Королева встретила Сильви с очаровательной непосредственностью.

— Моя милая кошечка! Вот вы и объявились! — воскликнула она, протягивая вернувшейся с того света восхитительную руку, которую Сильви поцеловала, опустившись на колени. — Боже мой, сколько мы всего пережили! И как много должны друг другу рассказать! Мой дорогой герцог, вряд ли я сумею отблагодарить вас за то, что вы сумели снова найти Сильви для нас.

Подобные слова было слышать очень приятно, но Сильви не дала себе возможности довериться приветливому тону королевы. Разве можно забыть, что эта венценосная дама позволила отправить в изгнание Марию д'Отфор, свою камеристку и самую верную подругу? Когда-то она не смогла защитить госпожу де Шеврез, которая тем не менее была дорога ее сердцу… Теперь при королеве находилась молодая, белокурая и полная женщина с молочным цветом лица, целью которой, казалось, было во всем поддакивать Анне Австрийской… Эту роль в свое время играла Мари. Все это было довольно грустно…

Однако Анна Австрийская, усадив рядом с собой Сильви, — это было необыкновенное проявление благосклонности, вызвавшее легкий ропот среди фрейлин, — сказала:

— Милые дамы, некоторые из вас всего несколько лет назад знали мадемуазель де Лиль, которую госпожа де Вандом воспитала под этой фамилией, чтобы избавить девушку от грозных опасностей. Сейчас она вернулась к нам под настоящим именем. Милые дамы, я представляю вам не только мадемуазель де Вален, но и невесту

господина герцога де Фонсома…

Сильви встала, чтобы изящно раскланяться во все стороны. Ей казалось, будто она комедиантка на подмостках и играет порядком надоевшую роль. Однако сейчас Сильви видела на лицах окружавших ее фрейлин лишь улыбки, а молодая белокурая женщина сказала, обратившись к королеве:

— Надеюсь, ваше величество, что она вернулась к нам навсегда! Нам так не хватает красивых голосов, и поскольку ваше величество изволили заботливо сохранить не только гитару мадемуазель, но и ее личные вещи…

— Это мое самое горячее желание, добрая моя Мотвиль! Мой дорогой герцог, вы не усматриваете в нем ничего необычного, не правда ли?

Обеспокоенный взгляд молодого человека, задержавшийся на миг на притихшей группке фрейлин, больше сказал королеве о затруднительном положении де Фонсома, чем пространная речь.

— Нет, — продолжала она. — Я беру ее не на прежнюю должность; в ней, кстати, мадемуазель де Вален никогда не состояла. Я хотела бы сохранить ее при себе как чтицу. Разумеется, до ее замужества, после которого она будет принята в круг придворных дам. И, быть может, на привилегированном положении, — прибавила королева, понимающе улыбнувшись при этом госпоже де Брассак, навязанной ей фрейлине, протеже Ришелье. — Что вы на это скажете, Сильви?