Лакей поднял его по моей глубочайшей просьбе, и сейчас господин генерал-губернатор сидел за столом в домашнем халате и тапочках. Заспанным, правда, не выглядел совершенно. Напротив, так и источал жизненную силу. Даже не буду спрашивать, где нынче ночует Аглая Бонифатьевна. Дай бог им обоим здоровья.
— Ну, такое, — согласился я. — Ко всему сказанному добавлю, что некоторым образом восхищаюсь Троекуровым. Дабы исполнить свой гнусный план, он не волкодлаков взялся разводить — нет. Сосредоточился на мертвецах. Этого-то сырья всегда хватает, люди мрут по поводу и без, как мёдом намазано. В общем, считаю, что удар надо наносить с двух концов одновременно. Грубую физическую и магическую силу я беру на себя. Охотников соберу — жахнем как следует.
— А от меня что требуется?
— Официальная часть. Засвидетельствовать непотребство и начать официальное расследование.
— Расследование? Против Троекурова-то?
— Так! Илья Ильич. Ты от этого гнойника избавиться хочешь?
— Ещё бы!
— Он ведь на твоей территории, в основном, исполняет. В Поречье и Петербурге я такого масштаба не видал. Ну, в Поречье-то понятно — кому оно в хрен упёрлось, провинция, никакого стратегического значения. А вот Петербург мог бы и поактивнее окучивать. Но — нет, все силы в Смоленске сосредоточены.
— Это потому, что Смоленск веками — щит России. Сломают Смоленск — сломают всё остальное…
— Ну вот, видишь? Давай, твоё превосходительство, активируйся! До утра тебе время на подумать. А завтра вечерочком бахнем как следует.
— А…
— Подробности операции сообщу ближе к делу. Сам пока не придумал.
— Понял.
— Не смею больше задерживать.
Илья Ильич отправился совещаться с Аглаей Бонифатьевной, а мне пришлось сегодня довольствоваться менее приятным обществом. Но я решил не привиредничать. Первым делом — самолёты, а потом уже всё остальное. И горе тому, кто поставит всё остальное превыше самолётов. Это ж понимать надо.
В нужном кабаке мне и повезло, и не повезло одновременно. Охотников я не увидел, но хозяин по секрету сказал мне, что на конюшне спит Харисим.
— Ура, — сказал я совершенно искренне.
Потому что из всех смоленских охотников Харисим — огого. Глыба. Матёрый человечище. Мог бы, наверное, и без всяких магических сил тварей крушить, одними лишь голыми руками.
Войдя на конюшню, я сразу же обнаружил искомый объект. Харисим спал посреди предоставленного ему пространства, широко раскинув руки и оглушительно храпя. В стойлах недоумённо фыркали и тоже храпели лошади. Им, похоже, не нравились ни громкий звук, ни густой перегар, заполняющий помещение этой жаркой ночью.
— Харисим! — нежно позвал я, присев рядом. — Проснись, Харисим!
— Анннах, — произнёс Харисим и выдал очередного храпака, у меня аж ухо заложило.
— Не спи, Харисим! Зима приснится. Зима — она, знаешь ли, близко. И нужно встречать её во всеоружии. А ты спишь.
— Нахиди, — выдал Харисим ещё одно слово из неизвестного мне языка.
— Ты, Харисим, конечно, можешь отвернуться и спать дальше, но что ты приобретёшь таким образом? Жалкий нездоровый сон в конюшне. А можешь проснуться, и тогда получишь много больше!
Харисим не выдержал. Открыл глаза и резко сел, утробно рыча. Пару раз моргнул, глядя на меня.
— А. Это ты. А я думаю — что за бестолочь припёрлась. И гундит, и гундит — спасу нет. Хотел уж череп проломить для острастки.
— Я, Харисим, я. И пришёл не просто так вечер тебе испортить, а принёс благую весть.
— Ну, сообщай свою весть, коли припёрся. Здрав будь, кстати.
— И тебе не хворать. Представь себе, Харисим, довольно большое помещение без окон и с единственным выходом, заполненное костями и родиями.
— Эка благодать.
— Но есть нюанс.
— Это ещё что за беда такая — «нюанс»?
— Все эти кости и родии там не просто так лежат. Они содержатся в оживших мертвецах.
— Нутк… Их же, верно, как-то можно оттуда достать?
— Способы есть. Только надо всё хорошенько обмозговать. А две головы — лучше, чем одна.
Харисим тряхнул пару раз головой. Зевнул так, что затрещала челюсть, и встал.
— Хрен с тобой, Владимир. Пошли в кабак. Угощай, раз такое дело.
— Узнаю старика Харисима!
— За старика челюсть сломаю.
— Справедливо.
Харисиму потребовалась одна здоровенная кружка пива, чтобы окончательно проснуться. Вторая — чтобы начать думать. И всё же первая мысль, которую он выдал мне за липким столом, была неконструктивной.
— Вот почему ты, щучий сын, как только в Смоленск заявишься, сразу находишь тут какую-то дрянь, напичканную родиями? Я тут полжизни живу — и ни сном ни духом!
— Ну, ты нынче вечером что делал?
Харисим хмыкнул и приложился к третьей кружке.
— Ну, вот. А я работал. Как говорится, почувствуйте разницу.
— Ладно-ладно. Работяга. Делать-то чего будем? План есть?
— Плана нет. Надо зародить. Вдвоём с тобой мы три десятка мертвецов не положим.
— Это смотря как посмотреть. Дом, говоришь, без окон, с одним выходом?
— Всё так.
— Деревянный?
— Дере… Э, ты чего задумал, здоровяк?
Харисим хитро, с прищуром на меня посмотрел.
— Пожар? — Я откинулся на спинку рассохшегося стула, который взвизгнул от моего движения.
— Пожар, — согласился Харисим.