Ещё несколько секунд леди Оллроу, хотя теперь вне сомнения уже Лэнгфорд, хмурила лоб и покусывала нижнюю губу, всматриваясь в спешащих прохожих. Потом зябко повела плечами, мотнула головой и скрылась за дверью галереи.
Как в тумане я двинулся в сторону рыбацкого квартала, покачиваясь, словно пьяный матрос. Пожалуй, именно сейчас меня вообще ничего не отличало от большинства прохожих прибрежной зоны Лорнака. Здания перед глазами сменялись друг за дружкой, аккуратно подстриженные газоны и высаженные кустарники вдоль аллеи перешли в шумную Монетную улицу, которая сменилась площадью, затем снова улицей, уже без зелени, зато более широкой. В нос ударил запах выхлопных газов от самоходных повозок, смешанный с конским навозом и свежей выпечкой из ближайших кафетериев. А я всё шел и шёл, машинально переставляя ноги.
Джейн и Мэтью, очевидно, счастливы без меня. Это было видно по глазам, по жестам, по коротким фразам. Не то, чтобы я хотел, чтобы это было не так, но, тем не менее, увиденная сцена стала ударом под дых. Мне показалось, что от моей души оторвали ещё один маленький кусочек, хотя отрывать уже больше было нечего. Пожив сама в приютском доме, Дженни каким-то образом смогла подобрать ключик к сердцу Мэтью, что он перестал «выкать», дистанцироваться, говорить «леди» и «господин» и нагло дерзить. Видимо, я всё же делал что-то не так.
Вернул меня обратно в реальность злой мужской окрик, подвывание женщины и детский испуганный плач. Маленькая белокурая девочка лет трёх замерла прямо посередине дороги, зажмурившись от страха. Тяжело гружёная повозка, запряжённая двумя взмыленными лошадьми, разогналась до немыслимой скорости и неслась прямо на малышку. Нетрезвый возничий с красными щеками и шальными глазами бил хлыстом по крупам животных, прикрикивая «Но! Пошли! Пошли, что плетётесь, словно сельские клячи!» Прохожие поспешно прижимались к стенам зданий, убираясь с пути безумного возницы, кто-то даже плюнул на свою внешность и забрался в сточную канаву, а встречные повозки и автомёбиусы заранее заворачивали в ближайшие подворотни и переулки. Разумеется, маленького ребёнка за мощными телами лошадей возница даже не видел.
Не думая ни секунды, я бросился к парализованной от страха девочке. Мгновения растянулись в вечность. Впервые за последние месяцы я отчаянно желал, чтобы у меня была хоть капля магии. Неужели на всей улице нет ни единого мага? Лошади неслись во весь опор, и я понимал, что не успею подхватить ребёнка и утащить в сторону. Лишь накрыть своим телом сверху и надеяться, что она выживет.
Крики, орущая мамаша на той стороне улицы, волнующаяся толпа, пронзительные сигналы автомёбиусов, оглушительные удары собственного сердца… Вонь из канализации, запах яблочного пирога из соседней таверны и сосновой мебели из мастерской напротив… Всё смешалось и закрутилось. Удар сердца в ожидании колоссальной боли от копыт животных и…
— Что застрял посреди дороги? Вали отсюда! Давай-давай! — закричал краснощёкий мужик, таки заметив фигуру человека на своём пути.
Каким-то чудом он смог остановить только что нёсшуюся телегу. Возница натянул поводья взмыленных лошадей с такой силой, что порвал им губы. Сейчас бедные животные на дрожащих ногах ржали от страха и непонимания, почему вначале их гнали со всех ног, а теперь приказали резко затормозить. Несколько тёмно-багровых капель упало с морды ближайшей ко мне лошади, а в её глазах застыл ужас. Явно пьяный хозяин, похоже, уже не первый раз издевался над животными и вёл себя подобным образом.
— Ты разве не видел, что на твоём пути ребёнок?
— Какой ещё ребёнок? — развязно протянул возничий. — А-а-а, ты про эту мелкую, что за твоей спиной? Ой, да посмотри на неё, её мать ещё нарожает с десяток таких же. Посторонись!
Пока мужик толкал свою речь, нерадивая мамаша успела подбежать и схватить девочку на руки. Судорожно прижимая её к груди, она спешно забормотала что-то успокаивающее на ушко белокурой девочки. Малышка всё ещё всхлипывала, но уже не так громко.
Я же всё это заметил лишь краем зрения, продолжая стоять по центру улицы и испепелять взглядом возничего. Дорогой сюртук цвета баклажана впивался в его шею, формируя второй подбородок. Из-под манжетов торчала белоснежная ткань сорочки, резко контрастирующая с нездоровой краснотой рук и лица мужчины. Узкий кожаный ремень с безвкусной пряжкой перетягивал тучное тело, словно нитка сардельку. Наконец, на голове вместо стандартного для возничего котелка сидела фетровая шляпа-цилиндр с атласной золотой лентой. Теперь становилось понятным, почему все старались разбежаться в стороны, и никто не рискнул оставить гружёную телегу. Золотая лента — признак того, что человек оказывает услуги королевскому двору. Если задержать такого в пути или как-то препятствовать, то он может пожаловаться… Никто не хотел попасть под гнев короля. Тем более, когда речь идёт о еде. Телега перевозила апельсины, а любовь королевского рода к этому заморскому фрукту знали все.