Король Лжи

— А, ну так забирай деньги, — я потянулся, — и вели купить мне ящик виски на них. Весь антиквариатный хлам господина Тривэлли находится в туалетной комнате, примыкающей к спальне, которую он использует лишь по ночам. У него не только проблемы с памятью, но и с мочевым пузырём. Каждую ночь он просыпается по естественным надобностям, хватает ближайший светильник и там его и оставляет. Прислуга тут ни при чём.

Берни поджал губы и сел на край дивана. Подушки прогнулись под немалым весом моего помощника.

— Кай, ты точно не хочешь мне ни о чём рассказать? Что случилось в тот день, когда ты обманом избавился от меня и отправился в участок жандармерии? Я не стал вызывать врачевателя исключительно потому, что он был бы вынужден отослать заключение о нападении в жандармерию.

— А я тебя со свету сжил бы за такое. Уже ж рассказывал, — произнёс нарочито бодро. — Приехал к комиссару, мы славно поболтали, я распутал дело и выбил ещё парочку фэрнов в качестве премии, после чего вернулся домой.

— И всё? — Берни многозначительно поднял левую бровь.

— И всё, — ответил с нажимом.

А что ещё мне было ему ответить? Не поведать же историю об одной маленькой и хрупкой девочке, которую нещадно избила жизнь и всякие твари? Девочке, которая стала королевой преступного мира не потому, что хотела этого, а потому, что в противном случае, скорее всего, умерла бы. Тот жуткий шрам на её шее — след изощрённой пытки садиста. Мне ли такое не знать? Одно дело, когда видишь шрамы на мужском торсе. Что ни говори, а всё-таки есть что-то в словах ночной феи. Увечья на мужском теле смотрятся… нормально. Непривлекательно, но от них и не проходит мороз по коже. Мужчины создавались природой как более сильный пол, как воины или защитники, те, кто будут охотиться, сражаться с противниками, оберегать семью. А вот шрам на тонкой женской шее, да и ещё такой застарелый… Тот человек, кто мучил Грейс, получал неподдельное удовольствие. Разумеется, я прекрасно знал, что хотела произнести девушка: «Ты знаешь, тот, кто это сделал, уже мёртв». Прочёл это по её сузившимся глазам, по жёстким складкам, на мгновение сформировавшимся вокруг рта. Порой я ненавидел себя за то, что способен понять так много. Сколько было маленькой девочке, которая отобрала клинок и всадила его в шею своего мучителя? Судя по огрубевшему рубцу, лет двенадцать или тринадцать, не больше. И готов биться об заклад, что прозвище Проклятый Кинжал родилось не просто так. А сколько людей ей пришлось убить, чтобы не ложиться под них?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Тринадцать лет…

Девочка, которой пришлось стать сильной.

Разумеется, ни при каком раскладе я бы не стал рассказывать Берни про Грейс и её ребят. В первую очередь потому, что мой секретарь воспитан слишком правильно: он не приемлет насилие ни в каком виде. Сейчас он лишь догадывается, где я мог получить травмы, а если будет знать наверняка, то тут же бросится в жандармерию писать заявление от моего имени. И никакие объяснения и увещевания его не остановят.

Посмотрел на Берни. Внезапно отметил, что на нём кремовая жилетка и новенький ремень брюк из модной телячьей кожи, а судя по запаху, мой голубоглазый друг обзавёлся ещё и одеколоном от «Эрика Лермана».

— А не много ли ты тратишь наших денег на собственный гардероб в последнее время? — неожиданно спросил вслух, всматриваясь в лицо блондина.

Как и следовало ожидать, Берни вначале смутился, а затем расправил плечи и произнёс, чётко глядя в глаза:

— Я потратил исключительно свою часть гонорара.

Хмыкнул, ещё раз окидывая его долгим взглядом.

— Новая парадная одежда, значительные траты на парфюм. Очевидно, что ты захотел произвести впечатление на какую-то даму. А если приплюсовать неизвестно откуда взявшиеся фэрны… Ты всё-таки взял дело леди Оллроу. — Хлопнул в ладоши, потирая руки.

Щёки Берни заиграли таким же ярким румянцем, каким алеют невинные девицы, когда они впервые узнают, откуда берутся дети.

— Кай, но это всё-таки целых триста фэрнов…

— А ещё смазливая мордашка, огромные невинные голубые глаза в обрамлении белокурых локонов и внушительная грудь, размеры которой не скрыла даже убогая серая хламида. Если бы она тебе предложила каких-нибудь жалких пять синнитов, ты всё равно взялся бы за это дело, в глубине души рассчитывая на возможность оттрахать её как следует.

Лицо помощника, который не любил, когда я произношу грубости, залило краской. Верхняя губа дрогнула от еле сдерживаемого гнева, а щёки надулись.

— Не говори так! Леди Оллроу в отличие от… — он сделал паузу, подбирая слова, — тех женщин, с которыми ты привык общаться, умна и хорошо образованна. Твои предположения оскорбительны, как в отношении меня, так и в отношении неё!

Я от души наслаждался тем, как моего помощника буквально потряхивало от негодования. Глаза метали яростные молнии, кулаки сжимались и разжимались. Ну же, Берни, давай, нахами мне в ответ! Помощник набрал было воздуха в лёгкие, но затем приосанился, шумно выдохнул и торжественно произнёс: