- Все может подождать, - заверила она, и Кингсли заметил стопку бумаг на бледно-зеленой софе. Он сел в кресло напротив и закинул ногу на ногу. Грейс свернулась в клубок, прижав ноги к груди, ее обнаженные ступни выглядывали из-под халата. Ее длинные рыжие волосы были собраны в свободный и элегантный пучок на затылке. В мягком освещении комнаты она излучала нежную красоту. Проницательность, веснушки и все остальное. Как он раньше не замечал, какая она красивая? Безусловно, единственный раз, когда они были в компании друг друга, Кинг был, мягко говоря, занят.
- Ты проверяешь домашку? - спросил Кингсли.
- Нет, я все еще в декретном отпуске, - ответил она. На столе рядом с ней стояла радионяня. - Это корректура к моей книге. Ничего увлекательного. Только поэзия. - Девушка подняла распечатанную страницу, на которой было написано «Крыша Новенн[1]».
- Ты снова пишешь? – задал вопрос Кигсли. Он вспомнил из ее досье, что в начале двухтысячных она опубликовала несколько сборников стихов.
- Да, - сказала Грейс, застенчиво улыбаясь. - Не знаю, в чем дело... как только я забеременела Фионом, во мне появилось столько творческой энергии. Я не могла перестать писать. Закари думал, я спятила. Хотя он редактор, а не писатель. Он думает, все писатели немного безумны.
- Должен с ним согласиться, - ответил Кингсли. - Прими поздравления по поводу публикации.
Она сложила страницы и закрыла ручку. - Спасибо, Кинг. Но я не верю, что ты пересек океан только ради разговора о моей поэзии.
- Даже если это было вдохновлено нашим общим другом? - спросил Кингсли.
- Даже так, - призналась она без стыда. Хорошо. Вероятно, Кингсли презирал ее, если бы у нее были какие-либо сожаления, стыд за случившееся. Но она вошла в их мир с открытым сердцем, открытым разумом и вернулась из него с благословением внутри. - Через несколько месяцев я вернусь в школу и пытаюсь не думать о том, что придется оставить Фиона.
- После выпуска он преподавал в нашей школе. Ты знала?
Она крепко держала бокал на кофейном столике, пока Кингсли разливал вино.
- Рассказывал. Говорил, ему это нравилось. Не ожидала этого от него.
Кингсли взял фотографию в рамке на столике между ними - черно-белая фотография новорожденного ребенка, спящего на белой подушке.
- Единственное, что можно сказать о нем с уверенностью, - произнес Кингсли, повернув фотографию к Грейс, - он полон сюрпризов.
Она красиво покраснела и тихо усмехнулась, Кинг не мог сдержаться и не рассмеяться.
- Ты поэтому тут? Проверяешь вместо него Фиона?
- Нет, - ответил Кингсли. - Хотя он мне никогда не простит, если я не навещу его, будучи здесь. - Кингу очень хотелось увидеть мальчика, но он на собственном горьком опыте узнал, что не стоить будить спящего ребенка.
- Я из любопытства спрашиваю, почему ты здесь. Тебе не нужна причина, чтобы навестить нас. Предполагаю, остальные хорошо поживают? - спросила Грейс. - Джульетта? Твоя дочка? Нора?
- Джульетта и Селеста прекрасны, как всегда, - подтвердил он. - Но Нора, она недавно потеряла мать. Кажется, месяц назад.
- Я и понятия не имела. Закари ни словом не обмолвился.
- Она никому не говорила. Исчезла на две недели.
- Нора, - вздохнула Грейс и покачала головой. - Что ж, если бы она вела себя как нормальный человек, это была бы не Нора, не так ли?
- Да. Не была бы. - Кингсли усмехнулся. - Но она и ее мать... у них были сложные отношения.
- Из-за него?
- Ее мать ненавидела его. И я использую слово «ненавидела» не в легкой форме, - ответил Кингсли. - Думаю, для Норы пройти через это одной было искупительной жертвой перед матерью. И она не могла рассказать ему. Однажды она уже убегала к матери, и он следовал за ней, как цербер.
- Этого я не знала. Но могу представить какой он... настойчивый, когда она обеспокоена?
- Можно и так сказать. - Кингсли сделал глоток вина. - У нее с матерью были незавершенные дела.
- Тогда это наихудший сценарий. Если ты близок с родителями, то скорбишь, когда они уходят. Если нет отношений - нет и скорби. Если хочешь быть ближе, но не можешь...
- Она очень тяжело всё перенесла, - продолжил Кингсли, хорошо зная Нору, чтобы сказать это искренне.
- Я позвоню ей завтра, - сказала Грейс. – Может, она приедет к нам на несколько дней. Ей понравится нянчиться с Фионом. И они с Заком будут спорить, что всякая печаль будет забыта, обещаю.
Кингсли хотел рассмеяться. Только Грейс Истон могла позвонить женщине, которая переспала, и не один раз, с ее мужем, выразить соболезнования в связи с утратой матери и затем пригласить ту погостить у Грейс, ее мужа и новорожденного мальчика, отцом которого был любовник Норы.
Понимала ли Грейс, какой необыкновенно странной женщиной она была?
Но опять же, не Кингу ее судить.
- Кроме этого, у нас все хорошо. У него тоже, - добавил Кинг, спасая Грейс от унижения спрашивать о нем.