Король холопов

- Его необходимо во что бы то ни стало женить!

- Мне кажется, что он и сам об этом мечтает, - возразил Боньча.

- Женитьба, так женитьба! - прервал Кохан. - Красивых женщин на белом свете достаточно, а ему нужен сын... Он хочет иметь непременно мужского потомка... Его единственная забота о том, чтобы престол не перешел в наследство по женской линии или в чужие руки... Сын, сын ему нужен, а здесь...

- Вы знаете, что баба-ворожея ему предсказала? - добавил он, обращаясь к Добку.

Последний, покачав головой, лаконично ответил:

- Я ничего не знаю.

- Вы, вероятно, вовсе не любопытны, - произнес Кохан, - ведь все об этом знают. Я считаю своей обязанностью знать обо всем, что касается моего пана. То, что его огорчает, и меня огорчает, что ему больно, то и мне больно... О! Если бы не эта Клара, - продолжал он, - если бы не эта Клара, тень которой его преследует, он был бы счастлив! И он не поверил бы этому глупому предсказанию... Он не раз говорил о ней во сне, и сохрани Боже, чтобы кто-нибудь из тех венгерцев попался к нему на глаза.

Добек слушал равнодушно, глядя вверх за улетевшей парой голубей.

- Я из этой венгерской истории едва знаю через пятое или десятое, произнес Добек, - потому что меня в то время не было при дворе. Я тогда еще бродил в отцовских лесах. Об этом разное рассказывают. Вы, кажется, тогда были вместе с ним?

- А как же иначе? Где это я с ним еще не был? В Пыздрах меня крестоносцы едва не взяли в плен, - сказал Кохан. - Я был на его свадьбе с язычницей, я ездил с ним в Венгрию, ну, и повсюду! Я вам говорю, что он со времени своего пребывания в Вышеграде стал иным человеком. Раньше он всегда был весел, любил поговорить, пошутить, посмеяться, пользовался жизнью... Теперь все это случается с ним очень редко, и то лишь, когда он забывается. Он сразу постарел, стал грустным... Лишь тот, кто с ним остается наедине, как я, может понять, как он страдает. Кажется, всего у него вдоволь, а его тяготит какое-то бремя.

- Заботы, потому что их у него много, - возразил Боньча, - со временем все, что его сокрушает... забудется.

- По всей вероятности, - произнес Кохан, - но для того, чтобы стереть все эти печальные воспоминания, необходимо, чтобы его жизнь переменилась к лучшему и согрелась лучами счастья, а мы бессильны это сделать. Теперь, как будто, просиял какой-то луч надежды, но мне этому верить не хочется.

Добек слушал не особенно охотно, как будто был недоволен разговором на эту тему. Кохан, наоборот, был рад, что мог поговорить с приятелем откровенно, потому что эти вещи он не каждому мог доверить, а они тяжестью лежали на его груди.

- С самого начала ему не везло в семейной жизни, - продолжал Кохан. Я всему этому был очевидцем. Его женили на литовке не ради него, а потому что покойному королю был необходим союз с Литвой, а Литве с ним - союз против крестоносцев. Жена принесла в приданое нескольких польских пленников, сосланных в местности, разрушенными татарами, и несколько десятков собольих и куньих мехов.

Про покойницу ничего плохого сказать не могу; она была красива, добра; это было дитя природы, вольная птичка, которую вывезли из лесов и посадили в клетку. Вкусы их были различные. Короля тянуло в одну сторону, ее в другую. Ему хотелось в широкий свет, попасть к таким дворам, как французский, итальянский, венгерский, а Ганну манил лес! Манеры у нее были простые, как у крестьянки: она смеялась вслух, не обращая внимания на присутствующих, говорила все, что ей в голову приходило, и не соблюдала придворных обычаев. Ксендзы были в отчаянии, потому что ее с трудом научили правильному крестному знамению. Возможно, что король полюбил бы ее, но чтобы приспособиться к ней ему нужно было превратиться в дикаря, а этого он не мог. Хоть бы она ему сына родила, а то дочку.

Добек нетерпеливо прервал его.

- Если хочешь разговаривать, то лучше расскажи мне эту несчастную историю. Я ее хорошо не знаю.

- Припоминать старую беду и печаль, - отозвался Кохан после размышления, - это все равно, что бредить зажившую рану. Но раз зашла речь об этом, то я расскажу. Я там был вместе с ним. Мы в то время ездили по распоряжению нашего старого пана в Вышеград к Кароберту и к жене его, королеве Елизавете. Вы у этих французов никогда не были?! Такой двор, как у них, на всем свете найти трудно. После нашего он казался раем. Роскошь, веселье, пение, музыка, изящество, блеск, а нравы особенные, французские и итальянские. Там собрались из всех стран фокусники, певцы, ремесленники, а одежда их была из парчи или из шелка.