– Артем Николаевич!! – воскликнул Венечка, ударяя себя в грудь наманикюренной рукой. – Насчет того, чтобы внимательно наблюдать за посетителями, вы могли бы мне и не говорить! Я и так постоянно предельно внимателен!
– Русский ты, Венечка, – усмехнулся Зарудный, цитируя классику, – а по-русски не понимаешь. Если я говорю – внимательно, значит, утрой свое внимание!
Венечка поклялся внимание не то что утроить, а прямо-таки удесятерить, но загадочный блондин в очках без оправы как сквозь землю провалился, во всяком случае, совершенно возмутительно перестал появляться в баре «Хонки-Тонки».
Параллельно Зарудный пытался выяснить личность москвички, с которой Лариса разговаривала в «Стразе», но это тоже оказалось совершенно пустым номером. Московские бизнесмены, конечно, часто бывают по делам в Петербурге, но узнать, кто из них привозил с собой подходящую под Ларисино описание любовницу, было то же самое что пытаться найти нужного человека на пляже в Сочи в самый разгар сезона.
Банкир Ангелов велел шоферу остановиться в тихом, неприметном переулке, и тотчас же стройная женская фигура в коротком пальто, туго затянутом поясом и замотанная шарфом, так что не видно было волос, скользнула на заднее сиденье. Между ним и шофером было темное стекло, и Ангелов тотчас же отключил микрофон, чтобы ничье нескромное ухо не услышало секретного разговора.
Но когда Лола очутилась в непосредственной близости к нему, из головы Ангелова вылетели все мысли, кроме одной: он хочет эту женщину, хочет безумно и немедленно. Он схватил ее за руки и положил их себе на плечи, потом сорвал с нее дурацкий шарф. Темные прямые волосы рассыпались по плечам. Ее карие глаза блестели, розовые губы улыбались…
Сегодня она выглядела очень естественно, не так шикарно, как на презентации Стрелкина, и от этого нравилась Ангелову еще больше. Банкир был неоригинален:
– Какая ты красивая!
«Втрескался по уши», – с удовлетворением констатировала Лола, и это было ей очень приятно.
– Как наши дела? – спросила она. – Ты можешь что-то мне сообщить?
– А ты?
Лола приникла губами к его уху и шепотом рассказала, какие меры принял Маркиз, чтобы заинтересовать Зарудного бесценным изумрудом.
– Я тоже кое-что узнал, – сообщил Ангелов, – и этот материал позволил мне разобраться с историей изумруда. То, что рассказал мне владелец, совпадает с вашим рассказом.
– Стало быть, операция будет развиваться по плану, ничего менять не нужно! – расцвела Лола. – Тогда… извини, дорогой, у меня еще столько дел…
– Подожди! – он схватил ее за плечи. – Зачем тебе уходить… поедем сейчас куда хочешь…
– Нельзя, милый, никак нельзя, – шептала Лола, – нас не должны видеть вместе…
Он бормотал что-то про квартиру, про дачу его хорошего знакомого, но Лола мудро закрыла ему рот поцелуем. Она вложила в этот поцелуй столько чувства, что Ангелов на мгновение даже потерял сознание, а когда очнулся, Лола уже выскользнула из машины, оставив на память банкиру только запах своих духов. Это как раз было нехорошо, потому что Лерка не преминет обнюхать его, а в ее душу наверняка уже закрались черные подозрения.
Но Ангелову в последние несколько дней было плевать на жену и ее подозрения. Голова его была занята только двумя вещами: зеленым драгоценным камнем и кареглазой красавицей – его бывшей горничной.
В свободное от работы время бармен Венечка любил оттянуться в новом гей-клубе «Голубое сало». Он сидел на мягком кожаном диванчике за низеньким, как в гареме султана, инкрустированным столиком и жеманно улыбался, прижимаясь бедром к затянутому в черную кожу мускулистому мачо в эсэсовской фуражке, студенту института физкультуры, изображающему мелкого наркодилера.
– Бобби, – нашептывал Венечка на ухо своему соседу, – если ты будешь пай-мальчиком, мы с тобой весной поедем к моим друзьям в Амстердам. Вот где настоящая жизнь!
Кожаный Бобби благосклонно кивал и в ленивой задумчивости покуривал кальян.
По залу, как ветерок по траве, пронесся легкий шепоток: в клубе появился знаменитый модельер Стаканский со своим сердечным другом балетным танцовщиком Ильхановым.
Ильханов, маленький и грациозный, как эльф, шел легкой танцующей походкой в развевающихся бледно-зеленых шелках и с выкрашенными в тон одежде волосами. Стаканский, толстый и одышливый, обнимал его за талию и бросал по сторонам надменные горделивые взгляды. Его сразу стало много: он громко поучал окружающих – Костика Француженку учил, как правильно держать кальян, арт-директору клуба Брокгаузу выговаривал за то, что танцпол подсвечен недопустимо ярким, режущим глаз сочетанием цветов, официанта песочил за то, что тот слишком долго не появлялся и принес абсент в слишком высоком стакане…