Король и Злой Горбун

– Леш! Ну Леша! – плачущим голосом возопила вконец расстроенная стюардесса. – Ну выйди! Чё он ко мне привязался!

Распахнулась дверь пилотской кабины, и в салон вышел командир корабля. Уж лучше бы он не появлялся! Лицо бедного Рассыхаева вытянулось и пошло пятнами. Командир был в форменном кителе, но без рубашки. Вместо рубашки красовалась грязная, в рваных отметинах тельняшка. Зато галстук был на месте. Картина дополнялась красным, цвета свеклы, лицом командира.

– Что такое? – спросил он.

Его нечеткая дикция, а также неуверенный шаг пробудили в Рассыхаеве самые нехорошие подозрения. У него и так сомнений почти не оставалось, а тут еще из кабины вывалился второй пилот и поинтересовался, с трудом ворочая языком:

– Что там, командир? Буза? Так я вмиг рога поотшибаю!

– За штур-р-рвал! – прорычал командир. – Взлетаем!

Получалось, что в эту минуту самолет катился сам, без людского присмотра.

Второй пилот пьяно икнул, погрозил кулаком неизвестно кому и скрылся в кабине. Командир подошел к Рассыхаеву.

– Вот он! – показала пальцем на Рассыхаева стюардесса.

– Ты чего? – мрачно осведомился командир.

От него пахнуло таким сивушным духом, что Рассыхаев обмер и целую секунду, потрясенный, сидел неподвижно. А самолет катился все быстрее и быстрее.

– Да они пьяны! – завопил Рассыхаев, наконец-то обретя дар речи. – Они нас всех погубят!

Он слышал, конечно, о том, что дисциплина повсюду, в том числе и в авиации, упала, но чтоб до такой степени! Рванулся, пытаясь встать с места, но совершенно пьяный командир грубо и бесцеремонно толкнул его, и Рассыхаев опрокинулся в кресло.

– Я не полечу! – возопил он. – С вами я не полечу!

Картина складывалась зловещая – и развалюха-самолет, и в стельку пьяный экипаж, – близкий конец представился ему так явственно, что он готов был сделать что угодно, лишь бы только остаться на земле.

– Сиди! – веско сказал командир. – Доставлю в лучшем виде!

Тем временем с правого борта раздался сильный грохот. Ярко полыхнуло. Это взорвались заложенные нашими пиротехниками петарды. Двигатель оборвался и рухнул на бетонку, рассыпавшись на составные части.

– А-а! – торжествующе закричал Рассыхаев.

В этом крике было все: и радость оттого, что он оказался прав, и ужас сознания непоправимости происшедшего, случись это не на земле, а в воздухе. И еще – Рассыхаев посчитал, что теперь-то полет не состоится. Но он ошибался, причем жестоко. Случившаяся авария не произвела на командира корабля ни малейшего впечатления. Он лишь мельком выглянул в иллюминатор и будничным голосом произнес:

– Это ничего, братишка! И на одном долетим.

Не поверив собственным ушам, Рассыхаев обмер.

А из открытой двери пилотской кабины тем временем донеслось пьяное бормотание второго пилота:

– Сто седьмой к взлету готов! Разрешите взлет сто седьмому!

– Взлет разрешаю, – отозвался металлический голос.

– Не-е-ет! – завопил Рассыхаев. – Не имеете права!

Он понял, что все всерьез и что полет все-таки состоится. Конечно, он не продлится долго, этот полет, – километр, два, десять – какая разница? Итог будет один. Этот «лайнер смерти» врежется в пашню где-нибудь совсем недалеко от здешнего аэродрома. Рассыхаев хотел встать, но не мог – стюардесса и командир удерживали его, при этом командир еще пытался увещевать беспокойного пассажира:

– Ну ты чего, братишка? Не ты первый со мной летишь. Ничего страшного, поверь. Ну хочешь, я тебе парашют отдам?

– Чей? – подозрительно осведомилась у командира стюардесса.

– Ну не свой же, – поджал губы командир.

– Я свой не отдам! – вскинулась стюардесса. – Что за дела! Вот свой и отдавай, если такой щедрый!

Рассыхаев слушал их треп, все больше и больше белея лицом. Уж если экипажу в гражданской авиации выдали парашюты, дело совсем плохо. Но Рассыхаев пока не знал, насколько это плохо. Знание пришло к нему очень скоро. Опять громыхнуло, но теперь уже где-то в хвосте. Удерживаемый своими мучителями, Рассыхаев смог все же обернуться и с ужасом обнаружил отсутствие салона у себя за спиной. Нет, несколько рядов кресел еще оставалось, но дальше не было ничего – в огромном проеме Рассыхаев видел убегающую прочь бетонную ленту взлетной полосы и далеко позади – оторвавшийся хвост злосчастного самолета. Сил кричать у Рассыхаева уже не оставалось, он лишь бешено вращал глазами, а стремительный самораспад самолета продолжался. Опять громыхнуло, правое крыло отскочило и упало на бетонку. Поскольку с крылом самолет лишился и одной из стоек шасси, его круто развернуло.

– Не-е-ет! – прорвало Рассыхаева.

Тут уже возопила и «массовка». До сих пор все добросовестно изображали «пассажиров» и с интересом наблюдали за происходящим, но теперь и «массовка» поверила в близость смертельных неприятностей и взбунтовалась.

– Ну все! – удрученно сказал командир и отпустил несчастного Рассыхаева. – Остался я теперь без премии!

Глядя на него, и вправду можно было поверить, что это единственное, что его сейчас удручает.