Король и Злой Горбун

Я примерно представлял, как все происходило. Касаткин, руководя каналом, в один момент почувствовал, как почва уходит у него из-под ног. Огольцов, бывший у него в подчинении, начал играть в свою игру, а тут еще объявился монстр под названием «Стар ТВ», с которым тоже было неизвестно, как быть, и Касаткин отступал и отступал, ожидая того часа, когда можно будет перейти в наступление. Гибель Боголюбова – вот что развязало ему руки. Гибель Боголюбова… Гибель… Гибель…

Я не удержался и взглянул на Касаткина. Он смотрел прямо перед собой, на ночную дорогу, и по его лицу ничего нельзя было прочесть.

Гибель Боголюбова. Я сегодня целый день терзался мыслями о том, как же могло случиться так, что Боголюбова убили. Я не знал, кому была нужна его смерть. Его содержали в СИЗО и почти наверняка осудили бы – убивать его ни к чему, потому что он и так вышел из игры. Вот только если есть некие люди, которые знают много больше нашего, у которых есть веские, очень веские причины… Я вдруг обнаружил, что у Касаткина есть причина. Он терял канал. Касаткин не был всего лишь служащим, как кому-то могло показаться. Телевизионный канал – это тот же бизнес. Хорошо раскрученное дело. А со своим бизнесом никто добровольно не расстанется. Конечно, я не думал, что именно Касаткин заказал убийство. Нет, были другие люди, кто-то из тех, кто стоит за его спиной. Касаткин – член той команды, которой гибель неудержимого Боголюбова была очень и очень нужна. Потому что смерть Боголюбова – это сигнал к атаке на «Стар ТВ».

Я не был уверен, что все обстоит именно так. И не хотелось так думать.

– А знаешь, как мы тебя вытаскивали? – вдруг сказал Касаткин с задумчивой улыбкой. – Прокурорские ведь так и не признались, что ты у них. Наверное, надеялись тебя дожать в конце концов. Но я через своих людей узнаю – ты все-таки у них, где-то в прокуратуре. И тогда мы в выпуске новостей выстреливаем сенсацию: так, мол, и так, наш популярный телеведущий задержан сотрудниками прокуратуры, которые всячески скрывают местонахождение господина Колодина, и пусть бы оно так и было, если бы не опасность произвола, чего исключить нельзя. Только этот сюжет прошел, я звоню кое-кому из правительства, бьюсь в истерике – помогите, мол, нашу звезду в застенках мордуют, вот и по телевизору только что передали. Там, по верхам, сразу же пошел шорох, и через двадцать минут мне звонят: нашелся ваш Колодин, ничего с ним страшного не произошло. А шорох все же идет, уже и Генпрокуратура забеспокоилась. Они там, наверное, коротенькое совещание провели, выяснили между собой, что на тебя собак повесить в этот раз не получится, да и решили с тобой расстаться, чтоб сбить волну.

Он засмеялся, довольный, и выглядел таким счастливым и непосредственным, что я устыдился собственных недавних мыслей.

– Спасибо, – сказал я. – Я, честно говоря, уже и не надеялся вырваться оттуда.

Меня довезли до самого дома. Я попрощался и вышел из машины. Из сумрака ближайшего дерева тотчас выплыла тень и до малейших интонаций знакомым голосом сказала:

– Ну наконец-то!

И жаркий счастливый поцелуй.

Это была заждавшаяся меня Светлана.

36

Я смертельно устал и хотел спать, но мы со Светланой просидели на кухне до утра, обсуждая события прошедшего дня.

Светлана услышала о гибели Боголюбова в дневном выпуске новостей. Поскольку это касалось нас непосредственно, она стала разыскивать меня, а я будто пропал. К вечеру мое отсутствие уже казалось ей устрашающим, и она обратилась к Касаткину. Так завертелось колесо.

– Тревога оказалась не напрасной, – с невеселой улыбкой признал я. – И помощь пришла ко мне вовремя. Потому что следующим методом воздействия на меня стали бы раскаленные прутья или другие предметы из арсеналов инквизиции.

– Тебя били? – вскинулась Светлана.

– Нет. Но у них, оказывается, есть куча других способов ломать людей.

– Чего они добивались?

– Признания. Я показался им наиболее подходящим кандидатом в убийцы. А в сообщники мне определили Гончарова.

Светлана недоверчиво посмотрела на меня.

– Тебя ведь тоже вызывали на допросы, – вспомнил я. – О Гончарове речь шла?

– Ну конечно.

Еще бы о Гончарове не говорили – он погиб, и именно его смерть была предметом интереса.

– О чем именно тебя спрашивал Ряжский?

– Откуда взялся Гончаров, кто он такой, какую роль играл в нашей команде.

Все совпадало, дальше можно было и не спрашивать. Вопросы один в один.

– У Ряжского какие-то свои виды на погибшего, – сказал я. – Это трудно объяснить, но это так. Он не верит в то, что Гончаров лишь случайно прилепился к нам.

– Кем же ему видится Гончаров?