– И все-таки не совсем ясно, откуда у вас информация, – подключился я к разговору. – Действительно ли от серьезных людей все это исходит? Может, это какая-то провокация? Наши конкуренты решили нас ослабить и придумали дьявольски изощренный ход.
Я очень хотел, чтобы он разговорился. И надеялся, что Касаткин, чтобы доказать весомость сказанного им, назовет если не конкретные фамилии, то хотя бы те сферы, в которых эти люди вращаются. Тогда мне легче было бы вести поиск.
– Со мной встречался один очень серьезный человек, – сообщил Касаткин, понизив голос настолько, чтобы можно было оценить всю важность сообщаемых им сведений. – Он и поставил меня в известность о всей сложности положения, в которое попал Колодин.
– И кто же этот человек? – поинтересовался я с замиранием сердца.
– Следователь из прокуратуры, – сказал Касаткин, еще больше понизив голос. – Орехов его фамилия.
За все последнее время я не испытывал большего разочарования. И поэтому совершенно искренне рассмеялся в ответ. Это был злой смех. Обидный смех.
– И это вы называете – «очень серьезный человек»? – спросил я. – Я-то думал, что вам позвонил кто-то по одному из этих вот телефонов, – я кивнул на выстроившиеся в ряд телефоны, – кто-то оттуда, с самого верха, – указательным пальцем я ткнул в потолок, после чего воззрился на Касаткина – что-то он скажет на это?
– Сверху мне давненько не звонят, – сообщил Касаткин с усмешкой. – Будто мы и вправду самостоятельными стали. Даже оторопь берет.
Было в его голосе что-то такое, что подсказало мне – говорит вправду. Значит, те, кто его поставили, предпочитают сейчас находиться в тени. И через Касаткина мне на них не выйти. А может, он и сам не знает тех людей? Ведь это уже почти самая вершина, Олимп. Там все очень серьезно и очень запутанно. Никто там не выскажет своих истинных мыслей, и никто впрямую не обозначит своих интересов. Перекладываются со стола на стол бумажки, звонят телефоны, бегают по коридорам курьеры, и в этой бюрократической суматохе невозможно разобраться, и никогда человеку со стороны не понять, почему принято то или иное решение. Все как бы мимо людей, в этом участвующих. Как бы само по себе. И где уж тут найти того, кто мне нужен.
– Мы подумаем, – сказал я Касаткину.
Он понял, что большего от нас сегодня ему не добиться, и кивнул.
– Подпишем договор? – предложил я.
Касаткин не возражал. Сначала подписал он, потом Светлана. На прощание мы пожали друг другу руки.
– С нетерпением жду ваших новых сюжетов, – сообщил Касаткин.
В дверях он доброжелательно потрепал меня по плечу.
– Рад был познакомиться, – сказал он. – Вы произвели на меня хорошее впечатление.
– Вы на меня тоже, – проявил я вежливость.
Все слышавшая Светлана не выдержала и засмеялась. Да, если бы я сейчас снял с лица мастику – было бы весело. Сам Касаткин, наверное, хохотал бы до упаду. Шутка.
40
К вдове Алекперова я тоже отправился, будучи «Деминым». Я вдруг обнаружил, как удобно, оказывается, иметь возможность изменять внешность по собственному желанию. Я шел по улице, нимало не беспокоясь о своей безопасности, и на прохожих посматривал несколько свысока. У меня было такое чувство, что я невидим. Я вижу всех, а они меня – нет. Вот что значит лишиться на время своего лица! Ты как бы выпадаешь из привычной жизни. Ты – другой! Это было великолепно. И в душе я смеялся над неумехой Ореховым.
Вдова приветствовала меня молчаливым кивком. На ней было темное платье – до сих пор скорбела по мужу.
– Проходите, – пригласила она меня. – Кофе вам приготовить?
Она скрылась за дверью кухни, оставив меня в комнате одного. В квартире было невызывающе роскошно – особенность интерьера жилища людей, для которых достаток в доме – не случайный результат бурных событий последних лет, а обычный признак всей их жизни. И их, и их предков. Не нувориши – наша домотканая аристократия.
Кофе был подан в китайском фарфоре – не в том, что «Великая дружба», а в коллекционном. Я даже пожалел, что согласился на кофе, – этот антиквариат боязно было брать в руки.
– Извините меня за то, что я напоминаю вам о… – Я замялся. – О том тяжелом, что вам довелось пережить. Но я не могу не высказать своего соболезнования. Раньше не имел возможности, к сожалению.
Она поняла и коротко кивнула. Это можно было расценить и как безмолвную благодарность за соболезнование, и как просьбу не задерживаться на этой теме и быстрее переходить к делу, ради которого я пришел. Я позвонил ей накануне, договариваясь о встрече, и представился Деминым, одним из участников съемочной группы программы «Вот так история!».
Я покосился на остывающий кофе и сказал:
– Нам нужна ваша помощь. У нас возникли некоторые трудности, и мы даже не знаем, к кому обратиться.
План действий у меня был разработан загодя, поэтому я говорил легко и искренне, даже интонации были те, что требовались.