Король и спящий убийца

Как все-таки они поступили дерзко и необдуманно. Я вздохнул.

– Не переживай, – проявил участие Дима. – Все обойдется.

– Со мной-то все ясно, – сказал я. – А вот вы вляпались. Я еще там, в прокуратуре, хотел вас остановить.

– И чего же не остановил? – бесстрастно осведомился он.

– Подумал, что теперь уже все равно. Раскрою следователю глаза на то, что происходит, – вас тут же схватят, и все неприятности для вас начнутся сразу. Промолчу – у вас хотя бы будет шанс вырваться оттуда.

– Вот тут ты молодец, – оценил мои способности Дима. – Тут ты все рассчитал, как гроссмейстер.

В его словах я уловил насмешку. Но глупо было обижаться на ребят.

– Вам тоже придется прятаться, – сказал я.

– Ну, это нам не привыкать. У артиста вся жизнь такая: месяц работаешь, шесть месяцев творческий простой.

Меня привезли в небольшой поселок, застроенный коттеджами в два и три этажа. В доме, в котором мне предстояло скрываться, никого не было.

– Тихо, спокойно, – оценил Дима, на правах хозяина показывая мне дом. – Продукты есть, телевизор можешь смотреть, но только… – Он резко остановился и с многозначительным видом поднял палец. – Ни в коем случае никому не звони отсюда! Никому! Исчезни. Тебя нет. И еще долго не будет.

24

Все оказалось с точностью до наоборот. Я-то предполагал, что действительно придется уйти в глубокое подполье и не высовываться долгие месяцы, а судьба распорядилась иначе.

Утром следующего дня ко мне примчалась Светлана. У нее был ключ от замка входной двери, и когда я услышал, что кто-то входит в дом, то бесшумной тенью метнулся на второй этаж, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Я подумал, что меня вычислили, и уже строил планы прорыва окружения, но тут Светлана громко, не таясь, позвала меня, и я почувствовал, как у меня отлегло от сердца. Я перегнулся через перила и с чувством сказал:

– Сто пятьдесят новых седых волосин – во столько мне обошелся твой сегодняшний визит.

– Извини. Мне действительно надо было сначала позвонить по телефону.

Светлана поднялась ко мне. Я обратил внимание на то, как изучающе она всматривается в мое лицо.

– Я в порядке, – доложил я. – Не переживай. Что слышно на воле? Меня уже ищут?

– Нет. В том-то и дело, Женя. Кажется, они всерьез поверили, что люди из охраны президента взяли тебя под свое покровительство. Сегодня рано утром мне позвонил Мартынов и поинтересовался, как у тебя дела, дома ли ты…

– Может, вычисляют? – предположил я и подошел к окну. Встал так, чтобы меня не было видно с улицы, и выглянул.

У дома стояла машина – старенький «Москвич». Возле машины прохаживался плечистый парень. Его лица я не видел.

– Кто это? – Я показал за окно.

Светлана подошла и встала рядом.

– Я с ним приехала.

– Это твой знакомый?

– Нет, я остановила на дороге первую попавшуюся машину и попросила отвезти меня сюда.

Я немного успокоился. Но от своих подозрений не отказался.

– Мартынов попросту мог меня вычислять, – повторил я.

– Не думаю. У него был такой встревоженный голос, когда он выяснил, что ты домой так и не вернулся. И вообще он всегда казался мне порядочным человеком.

– Да, пожалуй, – согласился я. – Но почему же они не забили тревогу? Неужели даже после того, как первый страх прошел, они все еще верили, что меня действительно вызволил из беды начальник президентской охраны?

– А если допустить, что это действительно так? – пожала плечами Светлана. – Если судьба человека в нашей стране часто решается одним телефонным звонком, если человек при должности сильно отличается по возможностям от человека без должности, если у нас всегда прав тот, у кого больше прав, – то почему бы прокурорскому работнику не испугаться того, кто стоит неизмеримо выше его? Испугаться сильно, до сердечного спазма. Он сам, этот следователь, проявил самоуправство. Фактически совершил преступление, зная, что ему за этот подброшенный патрон ничего не будет. То есть он изначально допускал мысль о том, что он имеет право что-то делать не по закону, а по своему хотению, потому что он сильнее. Ты понял? Имеет право, потому что сильнее! Это аксиома для него. Он спит и даже во сне об этом знает. И когда появляется человек, занимающий более высокое положение, и совершает что-то незаконное, у следователя и мысли нет о том, на каком, собственно говоря, основании чинится произвол. Для него лично все ясно: по праву сильного. Он стал заложником собственных понятий о жизни.

Я засмеялся.

– Я сказала что-то смешное? – удивилась Светлана.

– Нет, извини. Это я по другой причине. Ты представляешь – ведь мы поймали их, использовав ими же усвоенные мифы. Это как в наших программах, когда мы подстраиваем какую-то ситуацию, а люди верят, что все взаправду, потому что происходящее стопроцентно отвечает их представлениям о жизни. И здесь то же самое. – И опять я засмеялся. – Я же говорил: правда и вымысел перемешались.

Пока что все выглядело не слишком печально.

– Но ты должен проявлять осторожность, – сказала Светлана.

– Я очень осторожен.

– Может быть, тебе уехать? Я, собственно, для того и приехала, чтобы предложить тебе это.