Прохор поднялся по скрипучим деревянным ступеням и осмотрелся. Тысячи глаз устремлены на него, все жаждут чуда. Под королевским балконом, в амфитеатре, где сидела дворцовая знать, шут заметил Министра, который нервно ерзал. Еще бы! Судя по всему, предстоит ему семидневное дежурство в карауле. Бродить ему по ночному городу, подчиняться младшему по званию офицеру и подбирать на улице пьянчуг. Вот смеху-то будет и разговоров!
Глашатай посмотрел в сторону королевской ложи. Генрих дал отмашку, и бирич начал свою речь, развернув свиток. Народ превратился в слух.
— Жители Броумена! Поприветствуйте Короля и Королеву! — толпа взорвалась криками, в воздух полетели шапки. Дворцовая знать, разодетая в свои лучшие платья, поднялась с мест и поклонилась. Супружеская чета рассыпались в воздушных поцелуях. Герольд, поправив берет, продолжил. — Как уже объявлялось вчера, между Главным Министром и королевским шутом состоялся спор, в котором дурак обязался изловчиться и поймать молнию. Генерал же, в случае успеха, поклялся заступить в ночной дозор сроком на семь дней. Вы не поверите, но нашему хохмачу это удалось! Ей-ей, сам видел. Многие из вас вживую могли наблюдать ночью эту чудесную охоту, а тех, кто не видел, просветят наши музыканты.
Глашатай отошел в сторону, уступив место артистам. Виртуозы скрипок и мандолин коротко поклонились сначала королевской чете, а потом и толпе, которая начала улюлюкать. Дрон радостно помахал руками.
— Привет вам, друзья и братья! — прокричал он. — Ну и сестры тоже. Э-хей!
Получив отмашку, Яков, Рене и Бал ударили по струнам. Мария ловко заводила своим смычком, а Сандро застучал бубном о ладонь. Взъерошенный Михась закружил в дикой пляске и запел на пару с Дроном.
Когда песня закончилась, толпа взревела! Что тут говорить, если даже сама королева, которая не любила подобные песнопения, а предпочитала легкие мелодии клавесина, захлопала в ладони, затянутые в кружевные перчатки. Шут вылез из-под полотна и в полголоса спросил у Михася.
— А почему это я седой у тебя в песне? Вроде, как был рыжим, так и остался.
Тот кивнул в сторону улыбающегося Дрона.
— Ему спасибо скажи, другой рифмы не нашел. Мы думали, что тебе понравится.
Прохор похлопал певца по плечу.
— Не переживайте, все нормально. Я аж прослезился, — и он театрально утер несуществующую слезу «ухом» своего колпака. — Мне ваша помощь понадобится, буквально на чуть-чуть. Не откажете?
— Как можно?! — гаркнул шуту в ухо «одноглазый» Рене. — Мы за любую смуту, кроме голодовки! Да, други?
Музыканты согласно закивали.
— Ну и ладушки.
Тем временем толпа перестала гудеть, внимая голосу глашатая, который горланил на всю площадь.
— Итак, пусть господин дурак предоставит на суд праведный свое доказательство.
Прохор подошел к краю помоста и показал людям открытую торбу. Первые ряды ахнули, увидев фиолетовые искры, прыгающие внутри черной утробы.
— Нам-то покажи!
— Не видно ни зги, чтоб тебя!
Прохор поднял вверх руки, призывая люд к тишине. Даже ветер перестал хлопать флагами на шпилях башен. Вороны и голуби притихли, собаки перестали тявкать.
— Почтеннейшая публика, — шут стянул колпак, — Я действительно изловил молнию. Вот она, тут, в сумке, и сейчас я выпущу ее на свободу, потому как опасно хранить при себе такой сувенир. Не беспокойтесь, все увидят!
Толпа загудела, но на этот раз одобрительно. Кто-то прокричал.
— Давай, не томи уже, работа стоит!