– Итак, – сказал он, сердито поводя взором, – теперь я процитирую
Он кончил речь и огляделся. Если бы слушатели не были ограничены сознанием важности своего занятия и положения, они бы разразились аплодисментами.
– Хорошо сказано, – наконец отозвался князь. – Правду говорят, что разум мудрецов укрепляет стены города, а глупость невежества навлекает на город беду. – Он помолчал. – И, увы, этот юноша невежествен, не так ли?
Мойша ответил:
– По его собственным представлениям, князь, он своей ученостью может изумить целый свет. В своем понимании и в своей стране он – ученый. А кто же станет осуждать обычаи чужой страны и ее мудрецов?
«Именно этим ты и занимался сегодня утром, – подумал про себя Бенджамин. – Когда поделился с нами своими мыслями о глупости короля варваров, который порвал книгу, пытаясь понять, что это такое, и спрашивал о цене бумаги, а не содержания. Тем не менее…»
– Я буду действовать в духе решений совета, – официально заявил Бенджамин. Он согнутым пальцем подозвал капитана стражи. – Освободите юношу. Дайте ему мула и еды, чтоб хватило до Кордовы, и проводите до наших границ. Расходы вычесть из нашего следующего платежа земельной подати халифу.
Юный араб, сидевший у стены зала совета, прислушиваясь к непонятным речам на иврите, которые должны были решить его судьбу, по тону и жесту догадался, что решение вынесено. Он вскочил, сверкая глазами. Какое-то мгновение казалось, что сейчас он разразится потоком жалоб и обличений, что проделывал уже раз пятьдесят за время своего короткого ареста, но потом с видимым усилием сдержался. Совершенно ясно было, что он собирается делать: поспешить к халифу с самыми гнусными обвинениями, которые только сможет выговорить его язык. Расквитаться на словах за каждый случай пренебрежения, реального или воображаемого, выказанного варварами, к которым он так ревновал. Ревновал за их полеты на воздушном змее.
Князь перешел к рассмотрению следующего дела. Верно сказано насчет знающих, подумал он. Это сила. А невежественные хуже чумы. Но хуже всех была, к сожалению, третья категория, к которой принадлежали и юный араб, и сам многоученый Мойша.
Категория ученых глупцов.
Глава 15
Сидя в холодном каменном подвале лучшего дома в крошечной деревеньке,
– Он не говорит на нашем языке. Как же мы сможем подвергнуть его испытанию?
– Он немного знает арабский, как и мы. Этого будет достаточно.
– Перевод исказит смысл. Испытание должно быть проведено на языке испытания.
– Правила устанавливаем мы, и мы можем изменить их.
Вмешался третий голос.
– В конце концов, он уже выдержал одно испытание. И выдержал, не зная, что подвергается ему.
– Ты имеешь в виду испытание водой?
– Да, водой. Вы видели, как эти люди поднялись на гору. Они были ослеплены усталостью и обезумели от жажды. Это северяне из страны холода, и притом моряки, которые никогда не ходят. Тот великан едва не помер. А у самого короля так пересохло в глотке – мы все это видели, – что он не мог говорить. И все-таки он вылил воду на землю.
Еще один голос поддержал третьего.
– А ведь перед этим он набрал воду в рот. И потом он ее выплюнул. Это одно из испытаний. Не давать человеку воды, так что он уже не может думать ни о чем другом, а потом предложить питье. Проверить, сможет ли он набрать воду в рот и все-таки отказаться от нее, одержать победу над своим телом. Над этим храмом Злого, Князя Мира сего. Именно это и сделал одноглазый.
Первый голос продолжал возражения:
– Испытание длилось слишком недолго! Мы оставляем людей без воды на один день и одну ночь.
– Неподвижно сидящих в тени, – ответил один из его противников. – Наши правила говорят, что кандидата нужно выдерживать столько, чтобы он не мог думать ни о чем другом, кроме воды. Мне доводилось видеть кандидатов, которые были в лучшем состоянии, чем этот король, когда он поднялся на гору.
– В любом случае, – вмешался голос, до этого не произнесший ни слова, но звучавший как голос человека, который принимает решения, – мы продолжим испытание. Ведь пока мы рассуждаем, люди императора отбивают камень за камнем. Над тайником с нашими святыми реликвиями и телами наших товарищей.
Люди в серых капюшонах склонили головы. На этот раз никто не возражал.