Король и император

— Я не Никодим, — заявил он. — И позвольте спросить. Если я сумею сделать то, о чем вы просите — а я не знаю, как это сделать, — что вы тогда сделаете для меня? Ваша вера — не моя вера, и ваши беды — не мои беды. Какова цена? И вам следует помнить, что я богат.

— Твое богатство — золото. Мы, впрочем, слышали, что ты все время ищешь новые знания, что ты и твои люди пытаетесь летать, сделать то, чего никто еще не делал. Нам сказали, что ты хочешь выведать тайну греческого огня.

Шеф выпрямился, у него сразу пробудилось любопытство.

— Вы знаете тайну греческого огня?

— Нет. Во всем мире лишь нескольким грекам ведом этот секрет, и, скорее всего, каждому известна лишь его часть. Но мы кое-что знаем об огне, и то, что знаем, расскажем тебе. Если вернешь нам наши святыни.

Красные отблески позади перфекти уже угасли, зал освещался теперь лишь чистым светом десятка ламп и выглядел, несмотря на каменные стены, как и любая другая комната, где люди занимаются своими делами.

— Я сделаю, что смогу.

Глава 17

Император римлян понял наконец то, что на протяжении истории довелось узнать многим измученным военачальникам: чем больше помощников в серьезном и трудном деле, тем больше проблем, если только подчиненные не настолько дисциплинированны, чтобы отказаться от самодеятельности и от преследования личных интересов. Те, кто хорошо знал Бруно, обратили внимание на его побелевшие костяшки пальцев и одеревеневшие шейные мышцы. Остальные заметили только тихий голос и сосредоточенность, с которой государь слушал.

Похоже, барон Бежье был на ножах с епископом Безансона. Их отряды имели примерно одинаковую численность, сто человек и сто двадцать, и считались средними по проявляемой лояльности и рвению. Оба отряда пришли издалека, поэтому в них не могло быть тайных еретиков, но не было и соотечественников императора. Этих воинов определили в среднее кольцо охраны из трех, которыми Бруно окружил Пигпуньент, и они днем прочесывали почти непроходимые кустарники, а в часы ночного отдыха изнемогали в зное, поднимавшемся от обожженной солнцем почвы. Они спорили из-за воды, как и вся остальная армия. Барон считал, что епископ слишком рано снимает своих людей с патрулирования, чтобы они первыми добрались до источника, напоили лошадей и мулов, а люди барона потом вынуждены пить мутную воду. Как будто на десять миль можно сейчас найти чистый колодец или родник.

А в это время, думал Бруно, рабочие с кирками и лопатами все ближе и ближе подбираются к главной тайне. Не далее как сегодня утром они обнаружили в каменной стене, которую разбирали, потайной ход. Он тянулся от замаскированных ниш вниз, к самому основанию крепости, и заканчивался на дне ущелья. Не иначе предназначался для бегства в том случае, если крепость не выдержит штурма. Бруно был уверен, что никто этим путем не воспользовался. В противном случае гарнизон не сражался бы до последнего. Но где есть один тайный ход, там может быть и другой. Время от времени шум огромного военного лагеря перекрывался грохотом камня, который несколько десятков человек сковырнули подъемным механизмом с места и сбросили в глубокое ущелье. У Бруно болела голова, по шее текли ручьи пота. Он испытывал сильнейшую потребность вернуться на раскопки и поторопить рабочих. Вместо этого приходилось слушать спор двух дураков на языке, который он с трудом понимал.

Внезапно барон Бежье вскочил, ругаясь на своем диалекте. Епископ демонстративно пожал плечами, притворяясь, что истолковал движение барона как намерение уйти. Зевнув, он протянул через стол руку с блеснувшим епископским перстнем: дескать, целуй перстень и иди себе.

Разъяренный барон ударил по руке. Епископ, в чьих жилах, как и у барона, текла кровь десяти поколений воинов, вскочил, хватаясь за оружие, которого не носил. Барон мгновенно обнажил кинжал, длинную и узкую мизерикордию, предназначенную для того, чтобы колоть в сочленения лат или в глазную щель.

Намного быстрее, чем двигался барон, неуловимо для зрения взметнулась рука императора, перехватив запястье барона. Крутые мускулы перекатились под кожаными доспехами, которые все еще носил Бруно, — рывок, хруст костей, и возмутитель спокойствия врезался в стену палатки. Телохранители для проформы извлекли мечи, но не сдвинулись с места. Во многих сражениях и стычках они убедились, что их император не нуждается в защите. Он с голыми руками более опасен, чем искусный рыцарь в полном вооружении. Баварец Тассо вопросительно поднял бровь.