Король и император

Подойдя к ближайшему костру, он вытащил свой поясной нож и отрезал длинный ломоть окорока. Преувеличенно смакуя, сжевал его, помахал сомневающимся перебежчикам, чтобы не стеснялись, брали мясо, хлеб и разбавленное водой вино из бочек. «Пусть насытятся и повеселятся, — подумал император. — Половина этих людей выглядит так, будто они неделю назад доели последние крохи. Или эти крохи украли у них командиры».

На другом конце долины Муатья всматривался в подзорную трубу сквозь тучу пыли, поднятой марширующей арабской пехотой. Хоть он и гордился своим наставником, но отказался перенять у него усовершенствование — вдвигающиеся одна в другую половинки трубы. Муатья оставит все так, как послал ему Аллах.

— Что там делают неверные? — спросил позади него халиф.

Повелитель неподвижно стоял в тени огромного роскошного павильона, который он приказал воздвигнуть на переднем крае, чтобы продемонстрировать уверенность в своей победе.

Муатья обернулся, позволив себе не скрывать возмущения: в присутствии государя самым безопасным проявлением чувств был гнев, направленный, разумеется, на врагов халифа.

— О халиф, о слава курейшитов, там неверные гневят Аллаха. Они развели перед своим строем костры и жарят свинину. И сейчас те, кто сбежал из нашей армии, те, кто отрекся от шахады, едят мясо нечистого животного на глазах у тебя и у всех правоверных.

Из глубины павильона донеслись стоны суеверного ужаса. Затем невидимые женщины кровожадно закричали:

— Покарай их, повелитель! Пусть они узнают твой гнев!

Самая смелая вспомнила любимое изречение халифа:

— «О те, которые уверовали! Сражайтесь с неверными, которые находятся вблизи вас». Они уже достаточно близко! Срази же их! О, если бы я была мужчиной!

Халиф неторопливо кивнул, вытянул скимитар с усыпанной самоцветами рукоятью, лезвие которого могло рассечь падающий шелк. Отбросил ножны прочь. Церемонно вышел вперед, а гвардия собралась вокруг него, и трубы заиграли наступление. На покрытом кустарником склоне завязавшиеся было стычки между исламской конницей и пастухами-баккалариями замерли, и обе стороны стали взвешивать ситуацию. Наконец начальник арабской конницы Ибн-Маймун, двоюродный брат Ибн-Фирнаса, приказал подчиненным держаться пока поближе к павильону.

Баккаларии применили свою обычную тактику ложных атак, сохраняя, однако, возможность в любой момент начать атаку настоящую.

Бруно отрезал последний кусок свиной туши с дымящейся почкой и с деланым безразличием помахал им воинам своего ненадежного авангарда, чтобы хоть отдаленно изобразили боевой порядок.

Арабская пехота, оглядываясь в поисках поддержки и находя ее в выставленных копьях гвардии халифа, устремилась в атаку беспорядочной толпой — никакой другой тактики она не знала. В первых рядах бежали газии, призывая Аллаха в свидетели своей веры и своего самопожертвования.

И самопожертвование не замедлило свершиться. Пока мавры преодолевали четверть мили, отделяющие их от предавших Аллаха перебежчиков, на них дождем сыпались стрелы и камни. Бруно поставил по обе стороны долины, где разбил лагерь, с дюжину имевшихся у него катапульт, оружия неточного, но способного нанести плотной толпе врагов большие потери. Дротики, бесполезные против кольчуг, легко пронзали деревянные щиты и одежду из хлопка. Бесстрашно стоя в центре передней шеренги, Бруно подумал, что лишь фанатичная вера и религиозное одобрение самоубийства заставляют мусульман идти навстречу смертельному урагану. Но далеко не все здесь фанатики, тут же отметил он. Взором профессионала он быстро отыскал людей, замедляющих шаг, потихоньку отклоняющихся в сторону, залегших, хотя в них не попали ни камень, ни стрела. Следом идет более дисциплинированный арабский отряд, отметил император, но слишком малочисленный и слишком короткими шеренгами. Пытающиеся дезертировать смогут просочиться на его флангах.

Что ж, подумал Бруно, еще сотня вздохов, время, за которое нерадивый священник прочитает мессу, и с епитимьей будет покончено. Он надеялся, что Бог позволит ему пролить свою кровь за веру и тем самым искупить вину.

Но кровь императора дорого обойдется врагу. Когда кучка газиев приблизилась к одетым в кольчуги воинам, стоявшим под штандартом с римским орлом, Бруно еще раз поцеловал Святое Копье, которое прятал за щитом, поднырнул под первый удар скимитара и аккуратно кольнул противника мечом в грудь. На четыре дюйма, больше не надо; поворот, извлечение — и император готов отразить мечом следующий удар.