Теплый воздух наполнен будоражащими ароматами: он кружит голову, призывая забыть о себе, о своей жизни — ведь настоящая жизнь только здесь, среди трав, растений и цветов. Здесь нет ни забот, ни тревог, да и времени здесь тоже нет — то ли миг восторга растягивается на века, то ли наслаждение вековечным летом сжато до удара сердца. Небо ясно-синее, как при осеннем закате, и звезды улыбаются ей с вышины.
Веселые эльфы, в венках из цветов и листьев, поднимают бокалы, отпивая по очереди тягучий сладкий напиток. Протягивают друг другу зрелые фрукты и пышные пироги с темной начинкой, надкусывают их и тихо смеются. Кто хочет свободы, располагается позади пирующих, на мягкой шелковистой траве, радуясь торжеству жизни… Двое встают, берутся за руки, по кругу обходят сидящих, а те радостно улыбаются и хлопают в ладоши, бросают вслед паре лепестки цветов и семена трав.
«Привет вам! Славно вам будет у нас!» — кричат им вслед с чудным смехом, будто звенят невидимые колокольчики.
Пара склоняется в глубоком поклоне перед владыкой. Он, сидя на высоком троне, протягивает им странную фигурку, сплетенную их спелых колосьев. Девушка-эльф с чарующими, светящимися глазами принимает дар, передает юноше, берется двумя руками за пальцы правителя, благодарно прижимая их, по очереди, к своему лбу, губам и груди. Возвращаются на место, садясь со всеми. Девушка кладет фигурку рядом с собой, в небольшую корзину, как самый ценный дар. Легко и нежно прикасается над ней своими губами к губам юноши. Жанне неловко, будто она видит что-то очень интимное. Огненное колесо из веток и плетеной соломы быстро катится по кругу, эльфы со счастливым смехом, не боясь обжечься, подталкивают его руками.
Король встает, подходя к широкому столу, на который двое эльфов с усилием кладут связанного черного оленя, продолжая удерживать его. Острый нож в королевско руке. Длинная шея животного свисает вниз, ярко-синие глаза отражают блеск костра. Песни прекращаются, смех вокруг замирает.
Владыка, не торопясь, плавным спокойным движением, как делает все в этой жизни, рассекает яремную вену: из широкой полосы, похожей на жадно приоткрывшийся рот, сразу вскипает черный фонтанчик; он проводит с усилием дальше, разрезая атласную кожу и сильные мышцы шеи. Олень отчаянно бьется в последних судорогах, но его удерживают, не давая ни спастись, ни пошевелиться… Жанна смотрит, раскрыв глаза: бессилие и невозможность вырваться более всего ужасают ее.
Король подносит широкую чашу с рельефным рисунком по краю к ключом бьющей из раны крови. Сильный запах пьянит не хуже вина, забивая своей остротой ароматы леса и трав. Лицо эльфа неподвижно, как посмертная маска, а рот искривлен — но он вдыхает аромат смерти, словно пробуждаясь. Его губы нервно подрагивают, глаза широко открываются, владыка раздувает ноздри, невыносимо прекрасный в своем безумии…
Темная, почти черная жидкость быстро наполняет бокал, переливается через край, стекает вниз по горящему золоту. Это золото почему-то напоминает Жанне кольцо хоббита. Кровь обагряет держащие бокал тонкие, все в перстнях, пальцы, тягучими каплями падает наземь. Эльф медленно подносит чашу ко рту…
Ледяные глаза оживают, глядя прямо на Жанну, видя только ее — и становятся красными…
«Нет!» — безмолвно кричит девушка, нельзя, невозможно допустить, чтобы лесной король пил эту черную кровь!
Иначе что-то очень плохое случится с теми, кого она любит. Жанна не может вспомнить имен, все закрывает мечущаяся перед глазами клятая зелень, да это и не важно. Она стремится к королю эльфов, бежит изо всех сил, стараясь не дать ему принять чужое, стать другим, но ноги опять стоят на месте, а чаша все ближе и ближе… Гримаса боли пробегает по лицу владыки, будто он тоже не хочет, однако не в силах совладать с собой. С собой — или с чужой волей? Девушка сжимает зубы, пытаясь прийти в себя, прикусывает губу до соленого вкуса во рту. Король на миг замирает, и она сумасшедшим усилием в отчаянном прыжке успевает выбить эту чашу — кровь разлетается во все стороны, заливая все вокруг и глаза Жанны…
Жанна проснулась, зажимая рот руками. Опять сон. Давно ей не снилось ничего подобного! Еще кричать не хватало, радуя тюремщиков.
Хоть сколько-нибудь заметных изменений за эти три дня не произошло — Ринглин не приходил, хотя он и предупреждал ее об этом. Знакомство с ним принесло надежду, но дни и ночи стали тянуться еще медленнее. Пленница выровняла дыхание, свернулась поудобнее на жестком полу и, даже не желая задумываться, что может означать этот кошмар, опять уснула.
***
Ринглин оставил свежевыпеченный кекс с кусочками фруктов на краю стола. Он специально попросил повариху приготовить что-нибудь повкуснее, чему та удивилась — военачальник всегда был очень непритязателен в пище и обычно не столовался вместе со всеми, особенно с Серебряной охраной лорда (повариха про себя называла их «серыми прихвостнями»).