Король эльфов

Дафф подошел совсем близко, светя фонариком Конгеру прямо в лицо.

— Уберите фонарь, — жмурясь, попросил Конгер.

Помолчав, шериф согласился:

— Ладно, — и отвел луч фонаря в сторону. — Значит, вы там были? И повздорили с парнишкой Уиллетом, верно? Из-за его девицы…

— Мы просто разговаривали, — осторожно сказал Конгер.

— Тогда что же случилось?

— А в чем дело?

— Интересуюсь вот. Ребята говорят, вы какой-то номер откололи.

— Номер отколол? И какой же?

— Не знаю и потому спрашиваю. Говорят, сверкнула вспышка, и вроде как что-то случилось. У всех померкло в глазах, наступил паралич.

— И как дети?

— С ними все хорошо.

Конгер не ответил.

— Ну? — надавил шериф. — Так что случилось? Вы бомбу взорвали?

— Бомбу? — Конгер расхохотался. — Нет, просто у меня зажигалка потекла, и бензин загорелся.

— А вырубились все почему?

— От газов.

Пока шериф молча переваривал сказанное, Конгер неуютно переступил с ноги на ногу. Пальцы сами собой медленно потянулись к поясу… Дафф глянул вниз и крякнул.

— Ну, даже коли так, — сказал он, — все равно никому вреда вы не причинили. — Он отступил, давая Конгеру пройти. — А Уиллет тот еще склочник.

— Ну что ж, доброй ночи вам, — сказал Конгер, проходя мимо.

— Один момент, мистер Конгер, — вспомнил шериф. — Пока вы не ушли, позвольте взглянуть на ваше удостоверение личности.

— Да, конечно, сейчас. — Конгер вынул из кармана бумажник и передал шерифу.

Тот посветил себе фонариком и стал разглядывать содержимое, над которым специалистам из времени Конгера пришлось потрудиться: изучить документы и образцы этой эпохи, реликты, бумаги…

Конгер от волнения дышал мелко и часто, пока Дафф наконец не вернул документы.

— Все в порядке. Простите за беспокойство. — Шериф убрал фонарик.

Когда Конгер вернулся на квартиру Эпплтонов, хозяева сидели перед телевизором. На жильца они даже не взглянули. Конгер задержался у двери и спросил у миссис Эпплтон:

— Могу я задать вопрос?

Миссис Эпплтон медленно обернулась.

— Какой сегодня день?

— День? — уставилась на него женщина. — Первое декабря.

— Как — первое декабря? Ведь был же ноябрь!

На него уставились две пары удивленных глаз. И только тогда Конгер вспомнил: в двадцатом веке люди все еще делили год на двенадцать месяцев. Ноябрь переходил сразу в декабрь, и между ними не было квартамбря.

Конгер судорожно вздохнул. Значит, завтра. Завтра наступит второе декабря! Прямо завтра!

— Спасибо, — сказал он. — Спасибо.

Конгер поднялся к себе. Дурак, ну дурак! Как мог забыть о календарной разнице? Завтра Основателя схватят, если верить газетам. Завтра, через двенадцать часов Основатель выступит с единственной речью перед народом и его арестуют.

День выдался солнечный и теплый. Башмаки Конгера хрустели по насту, пока охотник шел между деревьями, ветки которых сгибались под тяжестью снега. Взобравшись на холм, Конгер, скользя, спустился с него по другую сторону.

Остановившись, он огляделся. Никого. Тогда Конгер снял с пояса тонкий жезл и повернул рукоять вокруг оси. Какое-то время ничего не происходило, а потом воздух замерцал.

Материализовавшись, кристальная сфера мягко опустилась на снег. Конгер вздохнул с облегчением, — ведь это единственный путь домой.

Поднялся на гребень холма и, уперев руки в бока, осмотрелся. Отлично. Долина Хадсонз-Филд раскинулась перед ним как на ладони, до самого начала города. Она была совершенно открытая и ровная, присыпанная тонким слоем снега.

Сюда придет Основатель. Здесь обратится к народу. И здесь его арестуют власти.

Вот только увести его не успеют — Основатель умрет прежде. Умрет, так и не успев заговорить.

Открыв дверцу кристальной сферы, Конгер вошел внутрь и взял с полки пистолет. Передернул затвор. Оружие готово — готово выстрелить и убить. Может, взять его с собой прямо сейчас?

Нет, Основатель появится только через несколько часов. Что, если до этого Конгера станут обыскивать? Сначала Конгер увидит, как Основатель подходит к полю, и только затем вооружится.

Взглянув на полку еще раз, Конгер заметил там небольшой пакет. Взял его и развернул.

Череп Основателя. Держа его, Конгер невольно ощутил неприятный холодок. Ведь это череп человека, который все еще жив и ходит по земле. Который придет сегодня сюда и станет говорить с народом всего в пятидесяти ярдах от того места, где стоит Конгер.

Что, если основатель увидит свой череп? Прямо сегодня? Эту старую кость возрастом в два столетия? Станет он тогда говорить? Увидит оскал пожелтевших зубов, и какие слова придут ему в голову? С каким посланием он обратится к народу?

Какой человек не задумается о тщетности всех своих действий, взглянув на собственный пожелтевший от времени череп? Он поймет, что лучше жить, пока живется.

Человек, взявший в руки собственный череп, уже не поверит ни в какое дело, ни в какое движение. Он лишь станет проповедовать от обратного…

С улицы донесся какой-то звук, и Конгер отложил череп на полку. Схватил пистолет. Снаружи кто-то шагал. Конгер метнулся к двери, чувствуя, как бешено колотится сердце. Может, это он пришел, Основатель? Хочет выбрать место, подумать над словами, отрепетировать речь?