Король детей. Жизнь и смерть Януша Корчака

Мадам Перетякович помогла Корчаку встретиться с Мариной Фальской, полячкой, которая только что возглавила приют Красного Креста для шестидесяти польских мальчиков, эвакуированных из Варшавы перед тем, как город оккупировали немцы. Корчак помчался на Богонтовскую улицу, ожидая увидеть ветхий дом в бедном районе города, и был изумлен, оказавшись перед большой дачей в рощице над Днепром. Однако, вопреки безмятежности снаружи, внутри царил хаос. Выведенные из равновесия тем, что с ними произошло, мальчики сокрушали все, включая и их новую директрису. Удрученная трагедией своей личной жизни сверх бед своих подопечных, Марина Фальская никак не могла предвидеть, что энергичный военный врач, вошедший в тот день в приют прямо с улицы, изменит ее жизнь и станет ей опорой.

А вошел он в приют в момент кризиса: только что явился полицейский забрать тринадцатилетнего мальчика, обвиненного в краже ручных часов. Попросив разрешения расспросить подозреваемого и навести справки, Корчак вскоре доказал невиновность мальчика. Дети немедленно успокоились, почувствовав союзника в этом твердо распоряжающемся незнакомце.

За два оставшихся дня рождественского отпуска Корчак сумел заразить мальчиков своим энтузиазмом относительно самоуправления и организовать суд равных, а также написать передовицу для их новой рукописной газеты. Когда подошло время его возвращения в Тернополь, Марина Фальская, по натуре застенчивая и сдержанная, не знала, как выразить свою благодарность, и только заверила нового друга, что будет продолжать начатое им. Корчак с его обаянием и юмором был одним из немногих, кому удалось сломать барьер ее суровой замкнутости. «Скорбная Мадам», как некоторые злоязычные остряки называли Марину, стала объектом множества слухов в среде польских эмигрантов, где почти у каждого было свое сложное прошлое, однако никто не набрасывал на него такого покрова тайны. Поговаривали, что несколько лет назад она потеряла мужа, чем и объяснялась печаль в глазах Скорбной Мадам, жесткая складка ее тонких крепко сжатых губ и ее длинные черные платья.

Марина Роговская родилась в помещичьей семье на юго-востоке Польши 7 февраля 1877 года. Марина занималась на учительских курсах, но вскоре вслед за своими братьями приняла участие в подпольной деятельности, взяв кличку «Тильда». Ее часто арестовывали за работу в подпольной типографии польской социалистической партии, и однажды она оказалась в одной камере с Юзефом Пилсудским, будущим маршалом свободной Польши.

Марина никому не рассказывала, как и когда она познакомилась со своим мужем Леоном Фальским, польским врачом, но, видимо, произошло это в Лондоне, куда они оба уехали, спасаясь от ареста за свою политическую деятельность. По возвращении в Польшу она скрывала свою беременность так долго, как могла. Фальский начал свою врачебную деятельность в бедном литовском городке Волошин, знаменитом своей столетней ешивой. Вскоре он обзавелся множеством пациентов, включавших равно поляков, литовцев и евреев. Бедных студентов ешивы он лечил бесплатно, вел философские беседы с раввинами и охотился с помещиками. Однако, когда Марина потребовала, чтобы они переехали в какой-нибудь большой город, где она могла бы возобновить политическую деятельность, он согласился. Пока они строили планы, началась эпидемия тифа. До конца жизни Марина мучилась сознанием своей вины: она непреднамеренно стала причиной смерти своего мужа, настояв, чтобы он пошел со старухой, которая ночью постучалась к ним, ища помощи для заболевшей дочери. Он заразился тифом от пациентки и через несколько дней умер.

Чувство вины, однако, не заставило ее прийти на похороны мужа. Убежденная атеистка, порвавшая из-за этого со своей матерью, истово верующей католичкой, она возражала против католического и протестантского священников, а также раввина, которые служили на похоронах вопреки ее протестам. Пока местная знать, крестьяне и евреи в беспрецедентном единении собирались отдать последний долг глубоко почитаемому доктору, который служил им с такой бескорыстной самоотверженностью, Марина и ее двухлетняя дочь оставались дома за закрытыми ставнями.

Марина уехала с дочкой в Москву, где у нее были друзья. Суровая зима и ее неспособность обеспечить девочке нужное питание сыграли свою роковую роль. Менее чем через два года девочка умерла. Вернуться в Варшаву из-за войны было невозможно, и Марина нашла место директрисы приюта Красного Креста для бездомных польских мальчиков в Киеве.

Когда Корчак вернулся в киевский приют через два года после первого посещения, он убедился, что Марина твердо следовала намеченному им плану. Она обрадовалась ему не меньше, чем мальчики, и с гордостью проводила по новым мастерским — сапожной, портняжной, переплетной, слесарной и швейной. В приюте теперь воспитывались и девочки, которые, как и мальчики, потеряли семьи, а Марина обзавелась несколькими добровольными помощницами из университета.