Король без развлечений

Королевский прокурор нанес визит не капитану и не главному егермейстеру. По мнению Сосиски, это было посещение доброго друга, которому ни в чем не отказывают. Был даже момент, когда этот такой важный на вид королевский прокурор стал болтать глупости. Явно, чтобы рассмешить нашего Ланглуа. «Опасайтесь истины, — якобы сказал он, — она одинаково верна для всех». (Для того, чтобы сказать такое, вовсе не обязательно было ходить в школу до двадцати лет.) Кстати, после такой остроты Ланглуа рассмеялся. Не много же ему надо было, чтобы рассмеяться, не правда ли?

Кроме этого, у них были, по-видимому, какие-то общие дела. Эти прокуроры часто потихоньку интересуются порубкой леса и даже (но это относится к прокурорам пониже рангом) выделкой кож из шкур лис или барсуков, — надо же где-то доставать деньги, чтобы развесить несколько лишних гирлянд на балах, которые они устраивают у себя в городах. Говорят, они это делают, чтобы выдавать своих дочек замуж. Потому как Сосиска вроде бы незаметно, но не пропускала ничего из их разговора (до чего же она внимательна была к Ланглуа!). Так вот, Сосиска слышала, как Ланглуа говорил: «Я все возьму в свои руки, будьте уверены».

Видимо, как раз в тот вечер они и приняли решение, результаты которого сказались через месяц.

Эти егермейстеры — странный народ. Есть такие, на которых можно положиться, они и делают большую часть работы, причем по согласованию с равными себе по званию из числа лесничих. Они договариваются (или должны договариваться), что будут не только уничтожать «вредных», но и охранять «полезных.». Я имею в виду животных. Среди вредных — лисы, кабаны, барсуки, хорьки, куницы и, конечно же, волки. Словом, хищники. А полезные — серны, лани, козы. Олени считаются, в зависимости от сезона (во время гона или не во время гона), то вредными, то полезными. Не скажу, что егермейстеры все это уж очень точно соблюдают, но в общем должны соблюдать. Во всяком случае, над просто егермейстерами стоят старшие егермейстеры, а эти себя не утруждают, это у них просто почетное звание. Это видно хотя бы по тому, что в нашем горном, полном разных подвохов районе, где вредных пруд пруди, в местах, куда детям лучше не ходить, никогда не бывало старших егермейстеров. Были просто егермейстеры, потому что нужны же люди, владеющие карабином, даже в будние дни. Не надо забывать, что на перевале Руссе и в лесу Ланта водились медведи, а волков, так тех везде хватает. Старших назначали для долин в районе Поншарра и немного выше, до Южина, в те места, где служат для «представительства». Обычно эту должность отдавали какому-нибудь влиятельному выборщику, о котором известно, что он с амбициями, а еще романтическим чудакам из числа владельцев замка. Это давало им право содержать челядь, причем даже в форме. И когда им этого хотелось, они могли форсить, будто принцы. Это отдушина для их страстей, да и разводить дипломатию в префектуре так легче.

Если бы наш королевский прокурор захотел сморозить еще какую-нибудь глупость, он мог бы высказать такую, например, истину: здесь более чем достаточно работы по части охоты на волков, чтобы у кого-нибудь когда-либо могла возникнуть мысль присылать сюда старшего егермейстера. Однако и Ланглуа и прокурор подумали об этом и активно поработали в этом направлении, поскольку примерно через месяц после того памятного ужина у Сосиски, мы узнали, что наш сосед из Сен-Бодийо, Юрбен Тимоте, назначен старшим егермейстером.

Он не принадлежал к числу богатых выборщиков, и не сказать, чтобы он был романтическим чудаком. В данном случае выражение «романтический чудак» не совсем соответствовало тому, что он собою представлял. Он был из «гвадалахарцев», как здесь называли тех, кто уезжал в Мексику, чтобы там нажить состояние. Вернулся он, само собой, с большим запасом песо, но также и со «слабостью по части муската».

Он был очень маленького роста, но при этом пропорционально сложен, так что его могли принять за мальчугана, если бы не седая бородка и не испещренное морщинами желтое лицо. Живой характер? Не то слово. В свои шестьдесят лет он то и дело вспыхивал, как порох, и иногда казалось, что вот только что он стоял перед вами — и вот уже никого нет, все разлетелось в пух и прах, и пока вы протираете глаза от удивления, он преображается опять, готовый снова исчезнуть, как какой-нибудь герой Жюля Верна.

Жена, неизменно прекрасная и неторопливая, как день в конце июня, креолка, была старше его.