Король Аттолии

– Другие на твоем месте преклонили бы колено, – произнес король, и Костис, застывший как громом пораженный, запоздало рухнул. Следовало бы еще и опустить голову, но он не мог отвести глаз от королевского лица. И только ответный взгляд повелителя вывел его из забытья. Он наконец-то потупился.

Король шагнул к столу, и Костис уголком глаза разглядел у него в руке кувшин. Один палец продет сквозь ручку, другие – сжимают две чаши. Король поднял их к столу, поставил сначала кувшин. Легким взмахом подкинул одну из чаш в воздух и, пока она крутилась, осторожно опустил вторую на стол. Поймал первую на лету и аккуратно установил рядом. Двигался он небрежно, как будто такое жонглирование было у него в крови. Тем не менее к этому приходилось прибегать вынужденно, потому что рука у короля была всего одна.

От стыда Костис закрыл глаза. Все события этого дня, казавшиеся кошмарным наваждением, вдруг нахлынули с невыносимой отчетливостью, о которой красноречиво говорила отметина возле королевского рта. На ней ярко отпечаталась каждая костяшка кулака Костиса.

Эвгенидес заговорил:

– Не далее как два месяца назад ты клялся всей своей жизнью защищать меня и мой трон. Разве не так?

Костис обмяк, словно тряпичная кукла:

– Так.

– Может быть, это некий неведомый мне аттолийский ритуал? Мне полагалось защищаться?

У него всего одна рука. Как он мог защититься от человека намного выше и тяжелее его, а главное – от человека без травм?

– Прошу вашего прощения.

Эти слова были данью вежливости. В такой ситуации они прозвучали неестественно даже для ушей самого Костиса, а король лишь коротко невесело рассмеялся:

– Мое прощение, Костис, не пустая любезность. Оно сейчас имеет очень большой вес. Королевское прощение спасло бы тебе жизнь.

Получить королевское прощение будет невозможно.

– Я всего лишь хотел сказать, что мне очень стыдно. – Костис тщетно пытался объяснить то, чему объяснения не было. – Я бы никогда, ни за что… Я… Я…

– Обычно не нападаешь на калек?

От стыда у Костиса перехватило горло. Он услышал, как в чашу наливают вино.

– Положи матрас обратно на койку, сядь и выпей.

Костис послушался. Руки и ноги словно одеревенели. Он взял чашу и осторожно опустился на край койки, побаиваясь сидеть в присутствии короля. А сам король уже уселся на табуретку, привалился спиной к стене, вытянул и скрестил ноги. Костису пришло в голову, что он больше похож на подмастерье после кабацкой драки, чем на короля. Костис отпил глоток и удивленно заглянул в чашу. Вино было охлажденное. Сладкое и прозрачное, словно жидкий солнечный свет. Ничего лучше Костис в жизни не пробовал.

Губы короля медленно растянулись в улыбке.

– Это вино – королевская привилегия. Осторожнее, оно не разбавлено. Ты сегодня поел?

– Нет, ваше величество.

Король крикнул кому-то невидимому, и через мгновение в коридоре послышались шаги. Штора отдернулась. На пороге стоял Лаэкдомон, гвардеец из взвода Аристогитона. Арис был Костису другом. Вряд ли ему нравится стоять здесь на карауле со своим взводом. Король велел принести еды из солдатской столовой. Лаэкдомон кивнул с презрительным видом и удалился.

– Я бы охотно обошелся без этого преданного слуги, – тихо сказал король Костису. – Наверняка решит, что еда предназначена для меня, и принесет черствую буханку и маслины в банке.

Костис разделял его мнение о Лаэкдомоне. Этот гвардеец ему не нравился. Лаэкдомон был мрачноватым и надменным, и Костис радовался, что не служит с ним в одном взводе. Арис тоже его недолюбливал, однако чаще жаловался на другого своего подчиненного – Легаруса, наградив его прозвищем Писаный Красавец. Помимо миловидного личика, для неприязни была еще одна причина: Легарус происходил из семьи землевладельцев, а Аристогитон – нет. Но, какой бы знатной ни была его семья, Легарус никогда не дослужится даже до взводного командира. И из-за этого во взводе Аристогитона часто возникали стычки.

Король прервал его блуждающие мысли:

– Скажи мне, Костис, почему люди упорно предлагают мне еду, с которой я не могу справиться, а потом изображают оскорбленную невинность, когда я напоминаю, что не могу сам ее нарезать? Или открыть банку? Или намазать мягкий сыр ножом?

Потому что ты выскочка, козлоногий варвар, который похитил королеву Аттолии и вынудил ее взять тебя в мужья, подумалось Костису. Потому что у тебя нет никакого права называться королем. Но вслух он лишь произнес:

– Не знаю, ваше величество.

Эвгенидес, видимо, прочитал его мысли и нашел их забавными. Он рассмеялся. Костис скрыл смущение за еще одним глотком вина. Оно несло прохладу и помогло растопить туго сжавшийся внутри комок отчаяния.

– Костис, откуда ты родом?

– Из Ортии, ваше величество. Из долины Геды, чуть выше Помеи.

– Большая у вас ферма?

– Не очень большая, но мы давно ею владеем.

– Дом Орментьедесов, верно?

– Да.

– Ты младший сын?

– Мой отец – младший сын в своей семье.

– И ты надеялся получить землю в награду за службу?

Костис потерял дар речи. Лишь кивнул.

– Костис!

Юноша поднял глаза.

– Если это не заранее спланированная измена, королева не станет отбирать землю.