Король англосаксов

Войдя в палату, он поклонился Совету и затем, становившись в почтительном расстояний от короля, преклонил перед ним колена. Он не считал это унижением, потому что король был потомком Ведена и Генгиста. По знаку и приглашению короля посланный не вставая проговорил:

– Эдуарду, сыну Этельреда, милостивому нашему ко-ролю, Годвин, сын Вольнота, шлет верноподданнический и смиренный поклон чрез посланного из рода танов Веббу. Он просит короля милостиво выслушать его и судить милосердно. Не на короля идет он с оружием, а на тех, которые стали между королем и его подданными, на тех, которые сумели посеять семя раздора между родственниками, вооружили отца против сына, разлучили мужа с женой…

При последних словах скипетр задрожал в руке Эдуарда и лицо его приняло суровое выражение.

– Государь, – продолжал Вебба, – Годвин умоляет смиренно снять с него и его родных несправедливый приговор, осуждающий их на изгнание, возвратить ему и сыновьям принадлежащие им поместья. Более же всего умоляет он возвратить то, чего они всегда старались удостоиться усердной службой милость законного государя, и поставить их снова во главе хранителей английских законов и преимуществ. Если эта просьба будет уважена, суда возвратятся в свои гавани, таны вернутся в свою отчизну, а сеорли – к сохе; у Годвина нет чужеземцев: сила его заключается в одной любви народа.

– Это все? – спросил Эдуард.

– Все.

– Удались и жди нашего ответа. Вебба вышел в прихожую, где стояло несколько норманнов, вооруженных с головы до ног, которым молодость или звания не дозволяли входить в залу Совета, но которые тем не менее сильно интересовались результатом происходивших совещаний, так как уже успели захватить не один добрый клочок из имущества изгнанников. Все они жаждали битвы и с нетерпением ожидали решения. В их числе находился и Малье де-Гравиль.

Молодой рыцарь, как мы уже видели, соединял с норманнской удалью и норманнскую сметливость. После отъезда Вильгельма он не пренебрег изучением местного языка, в надежде променять в этой новой стране заложенную башню на побережье Сены на какое-нибудь богатое баронство близ величавой Темзы. В то время как надменные его соотечественники сторонились с безмолвным презрением от Веббы, Малье де-Гравиль подошел к нему и спросил по-саксонски чрезвычайно приветливо:

– Могу ли я узнать результат твоего посольства от мятеж… виноват! от доблестного графа?

– Я и сам жду его, – ответил сухо Вебба.

– Тебя, однако же, выслушали.

– Да, это было так.

– Милостивый государь, – сказал де-Гравиль, смягчая свой обычный ироничный тон, унаследованный им, может быть, от своих прадедов по матери, франков. – Любезный миротворец, скажи мне откровенно: не требует ли Годвин, в числе других весьма благоразумных условий, головы твоего покорного слуги… не называя, конечно, его имени, потому что оно не дошло до него, а в качестве лица, принадлежащего к несчастному племени, называемому норманнами.

– Если б граф Годвин, – ответил Вебба, – ставил месть, как условие к заключению мира, он бы выбрал для этого не меня, а другого. Граф требует единственно своей законной собственности, твоя же голова не входит, вероятно, в состав его недвижимых и движимых имуществ!

– Твой ответ утешителен, – сказал Малье. – Благодарю тебя, мой почтенный саксонец!.. Ты говорил, как бравый и вполне честный малый; если придется нам умереть под мечами, как надобно предвидеть, я сочту большим счастьем пасть от твоей руки. Я способен любить после верного друга исключительно только отважного врага.

Вебба невольно улыбнулся. Нрав молодого рыцаря, его беззаботная речь и наружность приходились ему совершенно по вкусу, несмотря на его предубеждение против норманнов.

Малье, ободренный этой улыбкой, сел к длинному столу и приветливо пригласил Веббу последовать его примеру.

– Ты так откровенен и приветлив, – обратился он к нему, – что я намерен побеспокоить тебя еще двумя вопросами.

– Говори, я их выслушаю!