Коробка в форме сердца

— Что же делать? Должен быть способ остановить ее. Ее нельзя отпускать в таком состоянии. Ты слышал, что она говорит. Она заберет у меня Риз. Она и тебя заберет. Они арестуют тебя и меня, и мы больше никогда друг друга не увидим, только в суде.

Дыхание Крэддока восстановилось, на лице не осталось ни следа недавней ярости и бессилия. Их сменила мрачная враждебность.

— В одном ты абсолютно права, девочка. Отпускать ее нельзя.

Джессика не сразу поняла, на что намекает ее приемный отец. Она озадаченно нахмурилась:

— Что?

— Все знают нашу Анну, — стал пояснять свою мысль Крэддок. — Знают, как она несчастна. Все знают, чем это закончится: рано или поздно она вскроет себе вены в ванне.

Джессика затрясла головой. Она хотела встать на ноги, но Крэддок поймал ее руку, потянул вниз, заставил снова опуститься на колени.

— Джин и снотворное нам на руку. Эти люди так и поступают: опрокинут пару стаканов, проглотят пару таблеток — чтобы было проще сделать это. Убить себя. Они борются со страхом и гасят боль.

Джессика все еще качала головой. Глаза, полные страха, стеклянные, смотрели мимо Крэддока: она его больше не видела. Из горла вырывалось частое сиплое дыхание. Крэддок заговорил снова — спокойно и ровно:

— Перестань, Джессика. Успокойся. Ты хочешь, чтобы Анна забрала Риз? Хочешь провести десяток лет на казенных харчах? — Он сильнее сжал ее запястья и притянул ближе к себе, говорил ей прямо в лицо. Наконец ее глаза сфокусировались, и она перестала мотать головой.

Но Крэддок не останавливался: — Это не наша вина. Во всем виноват Койн. Он загнал нас в угол, слышишь? Он прислал к нам чужого человека, который хочет разорвать нас на части. Не знаю, что случилось с нашей Анной. Я не помню, когда в последний раз видел ее. Та Анна, что росла вместе с тобой, мертва. Койн убил ее. Для меня ее больше нет. Поверь мне. Но я научу его, как ломать семьи других людей. Ш-ш-ш, ну все, все. Дыши ровнее. Слушай мой голос. Мы справимся. Я помогу тебе совершить это, как помогал каждый раз, что бы с тобой ни случалось. Доверься мне снова. Сделай глубокий вдох. Еще один. Лучше?

Ее серо-голубые глаза расширились — она впадала в транс. Один долгий свистящий выдох сменялся другим.

— У тебя получится, — внушал ей Крэддок. — Я знаю, у тебя получится. Ради Риз ты сделаешь все, что будет нужно.

Джессика отвечала:

— Я попробую. Но ты должен сказать мне, что делать. Говори. Я не могу думать.

— Это ничего. Я буду думать за нас обоих, — успокоил ее Крэддок. — Тебе ничего не нужно делать. Просто пойди и набери ванну.

— Да. Хорошо.

Джессика снова стала подниматься на ноги, но Крэддок не отпустил ее. — А потом спустись и принеси мой маятник. Пригодится, чтобы резать вены.

После этого он разжал пальцы. Джессика так подскочила, что не устояла на ногах, оперлась рукой о стену и замерла, глядя на отчима изумленными глазами. Потом медленно повернулась, как во сне, открыла дверь слева от себя и вошла в отделанную белым кафелем ванную.

Крэддок оставался на полу до тех пор, пока не послышался звук бегущей воды. Только потом он нашел в себе силы подняться на ноги и встал рядом с Джудом, буквально плечом к плечу.

— Ах ты, старый ублюдок, — пробормотал Джуд.

Мир в мыльном пузыре заколыхался и исказился. Джуд стиснул зубы и вернул ему прежнюю форму.

Губы Крэддока, тонкие и бледные, растянулись в горькую отвратительную гримасу. Он двинулся к комнате Анны медленно, слегка покачиваясь — падение не прошло для него бесследно. Он открыл дверь. Джуд последовал за ним.

В спальне Анны было два окна. Оба они выходили не на ту сторону, где недавно село солнце, а на восток. Там уже настала ночь, погружающая комнату в синие тени. Анна сидела на самом краю кровати, между ее кроссовок валялся стакан. На одеяле лежала раскрытая сумка, откуда выглядывало наспех собранное белье и рукав красного свитера. Улыбающееся лицо Анны ничего не выражало, кисти рук лежали на коленях, остекленевшие глаза уставились в невозможно далекую точку. Светлый конверт с фотографией Риз — доказательство — выпал из разжатых пальцев, забытый и ненужный. Смотреть на Анну было больно. Джуд сел на кровать рядом с ней. Под его весом скрипнули пружины, но никто ничего не заметил — ни Анна, ни Крэддок. Левой ладонью Джуд накрыл правую руку Анны и заметил, что его рана снова кровоточит. Когда это началось? Теперь он едва мог шевельнуть левой рукой, такой она стала тяжелой и болезненной. Грязные мокрые бинты съехали и почти сваливались.

Крэддок остановился напротив младшей приемной дочери, склонился над ней с задумчивым видом.

— Анна? Ты слышишь меня? Слышишь мой голос? Та продолжала улыбаться и ответила не сразу. Она моргнула и переспросила:

— Что? Ты что-то сказал, папа? Я слушала Джуда. По радио. Это моя любимая песня.

Крэддок сжал губы так, что они побелели.

— Опять он, — сказал старик, будто выплюнул.

Взяв конверт за уголок, он осторожно поднял его с колен Анны.

С конвертом в руке Крэддок выпрямился и повернулся к окну, чтобы опустить шторы.

— Я люблю тебя, Флорида, — сказал Джуд.