Его взгляд обратился к окну. Собаки по-прежнему прыгали перед стеклом, все так же неслышно. За ними на одном конце качелей сидела Джорджия. На другом конце Джуд увидел светловолосую босую девочку в красивом платье в цветочек. Глаза Джорджии и девочки скрывали черные повязки из тонкой полупрозрачной ткани. Светло-желтые волосы девочки были собраны в хвост. Выражение ее лица совершенно не различалось. Джуду она показалась смутно знакомой. Только потом он вдруг понял: это же Анна. Анна, какой она была в девять-десять лет. Анна и Джорджия поочередно поднимались и опускались.
— Я хочу помочь тебе, — говорил Крэддок пленнику уже на английском языке. — Ты в беде, понимаешь? Но я могу помочь, для этого тебе надо только слушать. Не думай. Просто слушай звук моего голоса. Уже почти стемнело. Скоро ночь. Ночью мы включаем радио и слушаем радиоголос. Мы делаем то, что говорит нам радио. Твоя голова — это радио, а мой голос — единственная передача.
Джуд оглянулся и увидел: Крэддока больше нет. На том месте, где он сидел, теперь стояло старое радио, передняя панель горела зеленым светом. Голос Крэддока исходил изнутри.
— Твой единственный шанс выжить — делать все, что я скажу. Мой голос — единственный голос, который ты слышишь.
У Джуда в груди разлился холод. Ему не нравилось происходящее здесь. Он вдруг обрел способность двигаться и тремя шагами добрался до стола. Он хотел избавиться от голоса Крэддока. Схватив шнур, что шел от радиоприемника в розетку на стене, он изо всех сил дернул. Вспыхнули синие искры электричества, руку его ударило током. Он отпрянул, бросил провод на пол. А радио продолжало говорить как ни в чем не бывало.
— Стемнело. Наконец-то стемнело. Время пришло. Видишь нож в коробке? Можешь взять его. Он твой. Возьми его. Поздравляю с днем рождения.
Вьетконговец с любопытством потянулся к черной коробке, взял нож. Он поворачивал его то одной стороной, то другой, и лезвие вспыхивало отраженным светом.
Джуд придвинулся к радиоприемнику, чтобы разглядеть, как он выключается. Правая рука все еще болела после удара током и плохо слушалась. Кнопки включения Джуд не нашел, поэтому стал прибавлять громкость, пытаясь заглушить голос Крэддока. Внезапно из радио вырвался звук, который Джуд сначала принял за помехи в эфире, но быстро признал в нем атональный гул большой толпы, тысячеголосый неслаженный хор.
Мужской голос с уверенной и рассудительной интонацией диктора пятидесятых годов произнес:
— Стоттлмайер гипнотизирует их сегодня своим удивительным броском, и вот уже пал Тони Кониглиаро[17]. Вероятно, вы слышали, что невозможно заставить человека под гипнозом делать то, чего он не хочет. Но как видите, это не соответствует истине. Конечно же. Тони вовсе не хотел так замахиваться на последней подаче. Любого можно заставить сделать все, что угодно. Надо только размягчить его как следует. — Сухой короткий смешок. — Позвольте мне продемонстрировать сказанное на сидящем перед нами желтозадом Джонни. Джонни, пальцы твоей правой руки превратились в ядовитых змей! Осторожней, они могут укусить тебя!
Вьетконговец дернулся в кресле, в ужасе отставив от себя руку. Его ноздри затрепетали, глаза сузились, на лице появилось выражение яростной решимости. Джуд резко повернулся к вьетнамцу, хотел крикнуть, чтобы тот не слушал, но голос не повиновался ему. Пленный резко выдохнул и с размаху опустил нож.
Пальцы его правой руки упали на пол. Только это были не пальцы, а змеиные головы — черные, блестящие. Вьетконговец не закричал. Его влажное, миндального цвета лицо триумфально просияло. Он поднял правую руку, почти гордо демонстрируя обрубки пальцев. Из ран, пузырясь, текла кровь.
— Этот гротескный акт отсечения собственных членов был представлен вам при содействии апельсинового «Мокси»[18]. Если вы еще не пробовали «Мокси», то пора уже сделать этот шаг и узнать, почему сам Микки Мантл[19] считает этот напиток уникальным.
Джуд отвернулся и заковылял к двери, чувствуя тошноту в глубине горла, ощущая привкус рвоты. Боковым зрением он видел в окне качели. Они все еще поднимались и опускались. Но на них никто не сидел. Собаки спали в траве.
Он почти вывалился в дверь, пошатываясь, преодолел две ветхие ступеньки вниз и оказался в пыльном заднем дворике на родительской ферме. На камне, спиной к нему, сидел отец и точил о черный кожаный ремень опасную бритву. Раздававшийся звук удивительно походил на голос мертвого старика — или, наоборот, голос старика походил на этот звук? Джуд не знал, что думать. На траве перед Мартином Ковзински стояла стальная ванна с водой, в ней плавала черная мужская шляпа. Шляпа в воде была так ужасна, что при виде нее Джуд едва не закричал.