— Дмитрий, Дмитрий… — картинно покачал головой Михалыч. — Одно дело зачем мы к вам в Ниигату пришли. И совсем другое — для чего мы вообще в море выходили. Если мы берем на борт труп, то на Хоккайдо уже не заходим, прямиком на Корсаков идем. Соображаете?
Я промолчал. Дверь каюты опять приоткрылась, и рыжая Колюнина голова пробасила:
— Михалыч! Арсен сказал: «И Люське мотоцикл!»
Голова исчезла, дверь захлопнулась, Михалыч даже не обернулся.
— Вот! Слыхали? — вздохнул он, нацепил очки, уселся за стол и начал перебирать документы. — И Люське, блин, мотоцикл… А все почему? А все потому, что в Муроране нас ждал заказ. Классный, скажу вам, заказ! Под него и команду набирали. У нас же постановление новое с февраля. Еще не в курсе? «Каждый член экипажа имеет право провезти без пошлины один автомобиль»… Так что придется брать здесь. Иначе никак!
— То есть… сорок две машины?! — опешил я.
— И мотоцикл, — кивнул Михалыч. — Люди за эти паспорта моряка в очереди стояли и доллары кровные выкладывали. Обманывать уже никого нельзя, сами понимаете. Не те сейчас времена!
— Бесполезно, — покачал я головой. — Я, конечно, не знаю, как там в Муроране, но… Здешняя Иммиграция столько народу на берег не выпустит. Двадцать три «шор-пасса», как положено, и не больше. Чего бы там ваш Арсен наивным людям ни гарантировал. Это во-первых.
— А во-вторых? — прищурился мастер.
— Во-вторых, вы не знаете местной таможни. С таким перегрузом вы из нашего порта просто не выйдете!
— Во-от! — обрадовался Михалыч моей понятливости. — А вы говорите, какие проблемы… Мы же труп-то ваш, вообще говоря, можем и не забирать! Это вы понимаете?
— А приказ пароходства? — посмотрел я на капитана в упор. Тот заморгал, снял очки и перевел взгляд на синее море в иллюминаторе.
— А пароходству, дорогой вы мой, я всегда могу составить рапорт. О том, что японская сторона не обеспечила «грузу 200» должной санитарной безопасности. В результате чего транспортировка вышеозначенного груза оказалась невозможна. Вот так и передайте вашему шефу… Еще кофейку?
Ровно через сутки из Западного Порта Ниигата отчаливало странное судно. Странное по многим параметрам. Его палубы, проходы и трюмы были под завязку забиты полуржавыми джипами, легковушками и микроавтобусами всех мастей и оттенков. Оно кренилось на левый борт, его осадка превышала все допустимые нормы, а к основанию мачты передним колесом вверх был приторочен огромный желтый мотоцикл.
То был самый натуральный корабль-призрак: судно, подобное этому, ни появиться в нашем порту, ни тем более выйти отсюда теоретически не могло. И все же, и все же — несмотря ни на что! — оно отчаливало и медленно уходило за горизонт. Благодаря источнику энергии помощнее любого ядерного реактора. Источник тот находился отнюдь не в машинном отделении, а в простой морозильной камере. В обществе двух разделанных свиных туш и трех контейнеров сухого льда. Звали его, дай бог памяти, Николай. Безвестный сахалинский морячок, умудрившийся после смерти
Два патрульных катерка, каждый на расстоянии километра, отконвоировали «Чекиста» до выхода из бухты — и вернулись к своим делам.
Вот почему, услыхав о решении «кремировать», и весь наш порт, и таможня, и Иммиграция, и, я думаю, бирманское пароходство со страховыми агентами в Лондоне — все как один вздохнули с нечеловеческим облегчением.
Интересно, как они там в Бирме капитанов выбирают — по росту, что ли? Когда к трапу подогнали похоронный автобус и вся команда вывалила на причал, двухметровый капитан маячил над собственным экипажем, комичный, как Гулливер среди лилипутов. По-английски, хотя и с трудом, говорил только он, остальные лопотали что-то ни разу мною в жизни не слыханное. Сказать, что настроение у всех, кроме шефа, было траурным — значит не сказать ничего. Ни бирманцы, ни я не имели ни малейшего представления о том, что с нами будут делать и как себя при этом вести.
Я до сих пор не знаю, как поступают с трупами в Бирме. Вроде бы тоже кремируют. Все-таки в Бирме, как и в Японии, места совсем чуть-чуть. С другой стороны — люди там в основном тоже маленькие (капитаны сухогрузов не в счет). Так что, может, и хоронят, кто их разберет. Но если-таки кремируют — видать, как-то очень по-своему. Ибо Последнее Бирманское Пожелание в радиограмме звучало более чем конкретно:
То есть, надо полагать, какие-то свои обряды планировались задним числом. Там, в Бирме. Но не сейчас, не здесь.
Все, что я знал: роскошный автобус с двадцатью бирманцами, моим шефом и мной направляется в муниципальный крематорий. С единственной целью: получить под японскую расписку урну с прахом бирманского боцмана — и вручить сей объект капитану его же судна.