Корниловец

Прохожие останавливались на тротуарах, выстраивались, громко приветствуя или вполголоса проклиная.

Извозчики сворачивали с дороги — по главной улице Ростова ступали Сила и Власть. В город будто пришли Закон и Порядок, предвещая Мир и Покой…

Генералы Добровольческой армии поселились в пятиэтажной гостинице «Астория» на Таганрогском проспекте, откуда пешочком прогуливались к дому Парамонова на Пушкинской, где разместился штаб.

Около красивого здания штаба и на парадной лестнице был выставлен офицерский караул. У дверей — часовые.

Стильный колонный зал гудел голосами, сверкал погонами и аксельбантами. Собрались все быховцы — в хорошо сшитом костюме явил себя Деникин. Нарезал круги беспокойный Марков. Переговаривались Романовский и Лукомский, Эрдели и Слащёв. А вот и новенькие — высокий, нетерпеливый Врангель с жёсткими складками у рта, строгий Кутепов, удерживавший Таганрог, толстый Май-Маевский. И Неженцев! Уже в полковничьих погонах.

Митрофан Осипович, краснощёкий и моложавый, тоже заметил в толпе Кирилла и бросился к нему, испытывая радость встречи и не менее понятное стремление новичка оказаться рядом со своим — вдвоём обживаться куда проще, нежели в одиночку.

— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — весело приветствовал Авинов старшего по званию.

— Отставить, поручик! — воскликнул Неженцев, сияя.

Кирилл спросил осторожно:

— Вы… один добрались?

— Ну нет, одному мне было бы скучно! — рассмеялся командир «ударников». — Пять сотен с собою прихватил, так-то!

— Это здорово! — выдохнул Кирилл. — Это просто здорово!

Внезапно разговоры смолкли — прошёл по толпе последний ропоток — и тишина. Отчётливо прозвучали шаги — в круг вышел генерал Корнилов. В обычном своём кителе, в синих штанах с лампасами он куда больше походил на Верховного правителя России, чем давеча, когда щеголял в гражданском. Тихий ангел пролетел с «маузером» под крылом…

В полном безмолвии Лавр Георгиевич огляделся вокруг и сказал:

— Господа офицеры! Хочу уведомить вас о начале похода. Мы должны соединиться с верными кубанскими войсками и взять Екатеринодар…

Переждав шумок радостного оживления, Корнилов продолжил:

— Наше положение на Дону становится всё более и более тяжёлым. Казаки отказываются воевать с «красными», надеясь остаться в стороне, рабочие же и всякий уличный сброд со злобою смотрят на нас и только ждут прихода большевиков, чтобы расправиться с ненавистными «кадетами». Ясно, что, оставаясь на месте и отбивая атаки красных войск со всех сторон, Добровольческая армия сознательно обрекает себя на поражение — мы скоро будем совершенно окружены и погибнем.

Дело нашей солдатской чести спасти армию Белого дела! Именно поэтому я и выступаю за Кубанский поход, ибо армия должна находиться в атакующем движении!

Тут генерал Алексеев сделал шаг вперёд.

— Мы обязательно спасём нашу армию! — сказал он очень взволнованно. — Наши батальоны станут полками, а полки превратятся в дивизии! Только нам надо время.

— Вы правы, — склонил голову Корнилов. — Пусть только история даст нам самое короткое время.

— У меня такое предчувствие, — вздохнул Алексеев, — что время это мы проведём в кровавой борьбе…

— Пусть будет так, как хочет Господь, — твёрдо заявил Верховный. — Но верю в то, что белые добровольцы обязательно пойдут в поход на освобождение нашей Первопрестольной, златоглавой Москвы-матушки! А пока…

Со слабой улыбкой перетерпев бурный шквал восклицаний, Корнилов продолжил:

— А пока мною составлен план штурма Екатеринодара. Это является целью нашего Кубанского похода. Если возьмём город, то он станет белой столицей, откуда мы поведём борьбу и за Кубань, и за Терек, и за Дон, и за Москву!

Перекричав рукоплескания и хор голосов, грянувших «Гром победы», полковник Неженцев поделился своими мыслями с Кириллом:

— Правильно решил Верховный! Нам одно остаётся — двигать на юг. Донцы нас прикроют с севера — пускай поживут под «красными», мигом образумятся!

Воодушевлённый Кирилл только кивал головой, хлопая в ладоши. Он упивался праздником жизни, и пусть по улицам Ростова, по степи кружит смерть, всё равно, как прекрасны истекающие мгновения бытия! Только надо прожить их в полную силу, до дна, яростно!

Остывая, захмелев слегка от бокала шампанского, Авинов вышел на улицу и побрёл не спеша к гостинице. Стемнело, и улицы Ростова опустели, но офицеру, пугающемуся ночных татей, нечего делать в армии.

Впереди показался силуэт девушки. Девушка стояла, будто поджидая кого-то. Или она из тех, кто утоляет жажду сердца по сходной цене, в «институтах без древних языков» на Сенной? ^[66]Нет, нет… Ох, уж больно знакома ему эта фигурка… Этот изгиб бедра, головка, склонённая будто в задумчивости… Даша — здесь?..

— Даша? — сказал он.

Девушка вздрогнула и повернулась к нему. Да, это была она, «товарищ Полынова».

— Что ты делаешь здесь? — спросил Авинов, унимая волнение.

Даша усмехнулась неласково.

— Странный вопрос, — сказала она. — Борюсь с вами, «белыми». Сегодня я подпольщица, а завтра… Что, сдашь меня?

— Я — не ты, — холодно ответил Кирилл. — Своих не сдаю.