Корни гор, кн. 2: Битва чудовищ

Подумать о союзниках никому не пришло в голову. Гримкель с остатками своих людей расположился в стороне от фьяллей, даже чуть дальше от перевала, поскольку отступали они впереди. Это никого не удивило, и даже сейчас фьялли бранили трусливых союзников вяло, как по обязанности. «Чего ждать от людей, которые под стягом трусливого конунга пошли против своих же соплеменников и сами хотели получше закрепить свои рабские цепи?» – сказал о них Хьёрлейв Изморозь. Для Хьёрлейва эта битва, как видно, стала последней: кто-то ударил его клинком по руке, державшей секиру, и он потерял три пальца.

– Поищите Гримкеля, – велел Торбранд конунг. – Пусть скажет, сколько у него людей. Может быть, он сберег больше нашего. И нужно будет послать кого-то за перевал. Прямо сейчас, пока не рассвело. Квитты тоже не железные. Их было меньше перед битвой и могло меньше остаться сейчас. Пока они не опомнились, надо напасть на них снова.

По темному пространству между кострами полетели удивленные восклицания.

– Так, – подтвердил Торбранд. – Они считают себя победителями и ждут, что мы вернемся к Острому мысу. Мы поступим наоборот. Мы постараемся добить их как можно быстрее, пока они не опомнились. Если мы сейчас отступим, то все дело можно считать пропавшим. На другой год надо будет начинать все сначала. Или вовсе отказаться от Квиттинга и признать, что мы два года теряли кровь понапрасну. Я не позволю…

Торбранд конунг посмотрел на затылок Хродмара, который из-за раны в спине лежал лицом вниз. Он дышал, но тяжело и прерывисто. Сердце Торбранда сжалось, будто сам он повис над пропастью: если Хродмар умрет, это будет концом всей удачи конунга. Судьба отнимет у него последнего близкого человека, как отняла когда-то жену и сыновей. Но если жену можно найти новую, то такого друга, как Хродмар, Торбранд найти не надеялся. Он был уже не в том возрасте, когда легко меняют друзей, да и верил он только привычному.

Если он отступит, Хродмар из Валхаллы проклянет своего конунга. Торбранд точно знал, что Хродмар скорее предпочтет погибнуть, но покорить «полуостров ведьм», чем выжить и уйти отсюда с позором. Выживет он или нет – Торбранд собирался выполнить его волю. В Хродмаре было все то, чего не хватало ему самому: молодость души, пылкая нерассуждающая отвага, горячая непримиримость и готовность умереть, но настоять на своем. Порой это неумно, но именно эта молодая пылкость начинает большие дела, на которые трезвый ум не отважился бы. Холодная душа Торбранда отогревалась возле этого огня. Если Хродмар умрет, он останется один, равнодушный в равнодушном мире. Половиной решимости продолжать войну он был обязан Хродмару, потому что именно Хродмар теребил его тогда, первой зимой, и торопил скорее вернуться на Квиттинг. Его вело чувство горячей любви к той, что ждет его сейчас в Аскефьорде…

Если он умрет, нужно будет взять в жены его вдову. Воспитать его сыновей. И пусть болтают, что она – квиттинка, да еще и взятая без соблюдения обычаев. Это нужно будет сделать для Хродмара, и ради его памяти Торбранд не побоялся бы пойти наперекор всему Аскефьорду. Но туда еще нужно вернуться.

– Кто пойдет к Гримкелю? – не отводя глаз от Хродмара, спросил конунг. – Сёльви?

– Пойду, – согласился тот и по привычке посмотрел на брата.

Слагви сидел на земле, вытянув раненую ногу. Сыновья Стуре-Одда не привыкли ходить по отдельности, но Слагви теперь не скоро удастся куда-нибудь пойти. Если бы брат его не вынес, он вообще остался бы на поле. Его лицо выглядело осунувшимся и очень серьезным, и оттого близнецы стали совсем неразличимы. И эта их новая, небывалая прежде одинаковость громче кровавых повязок кричала о беде.

Сёльви сын Стуре-Одда долго искал Гримкеля конунга между квиттинских костров, но так и не нашел. Хмурые израненные квитты кивками посылали его дальше, от одного костра к другому и, похоже, сами не знали, где их конунг. Сёльви подозревал, что тот спешно сбежал на Острый мыс, бросив остатки собственной дружины, но хотел убедиться, что возле Ступенчатого перевала его действительно нет.

Гримкель Черная Борода, называющий себя конунгом квиттов, и правда сбежал, притом гораздо дальше, чем предполагал Сёльви. Он находился не на таком уж большом расстоянии, но за пределами воображения честного парня. Сразу после наступления темноты, пока фьялли еще перевязывали свои раны и искали живых среди погибших, он уже знал, что нужно делать. Явление валькирий над полем битвы ясно показало, на чьей стороне боги. А Гримкель сын Бергтора был не такой дурак, чтобы идти против их воли! Едва стемнело, как он тайком покинул стан и с двумя хирдманами поднялся по ступеням перевала.

Жутковатая дорога стоила ему не меньше холодного пота, чем сама битва: серые плиты песчаника были усеяны бурыми пятнами и исчерчены целыми дорожками пролившейся днем крови. Темнота скрыла ее, но Гримкель чувствовал в ночном воздухе знакомый душный запах. Зажечь факел он не решался, чтобы не выдать себя, и несколько раз ему пришлось споткнуться о трупы. Каждый раз обдавало ужасом: а вдруг мертвец проснется от удара?