Корни гор, кн. 2: Битва чудовищ

Прямо на него по воздуху мчалась на сером коне с огненными глазами дева в сверкающей кольчуге. Ее лицо было строго и притом сосредоточенно; без злобы или ненависти, как охотник перед зверем, она подняла копье, деловито нацелив сверкающее каленой синью острие на Хродмара. Он едва успел осознать свое виденье, как что-то сильно толкнуло его сзади в плечо; от острой горячей боли потемнело в глазах, и Хродмар повалился в гущу дерущихся лицом вниз. Валькирия промчалась над тем местом, где он упал, и свист ее копья резал фьяллей, как серп режет колосья.

Хёрдис Колдунья, стоя на вершине скалы, тоже видела, как в небесной вышине открылись синие облачные ворота и из них вырвались на серых конях девять валькирий. Старшая впереди, потом три, потом пять, они как сетью накрыли поле битвы своим строем. Волосы их вились туманными облаками над серыми гривами облачных коней; при взгляде на них глаза болели, зрение двоилось: мигни, и покажется, что это просто серые тучи мчатся на зимнем ветру. С диким визгом, потрясая копьями, Девы Сумерек мчались над полем битвы, неся смерть фьяллям. Так рассудил Владыка Ратей. Отливающие синевой копья мелькали и рвали воздух, а Хёрдис визжала, захваченная их неистовым полетом. Ее раздирали ликующее торжество и жгучая зависть.

Ах, как хотела она быть такой же сильной и свободной! Как хотела она мчаться на диком коне ветра, качаться на волнах ужаса и боли, скользить над отчаянием жизни и смерти, нести победу, нести гибель, править и творить волю судьбы! Ее руки сжимались в кулаки, точно держали сверкающее копье молний, синее, как грозовая туча, с бликами небесного огня на клинке! Кровь ее кипела, каменные оковы дрожали, сердце билось горячо и тяжело, едва не лопаясь. Но Хёрдис была счастлива, счастлива как никогда в жизни: перед ней летел на гребне битвы образ свободы.

А битва кипела, не утихая: мечи людей делали свое дело, сшибаясь, звеня, накаляясь и скользя по живой горячей крови. Фьяллей было много, еще слишком много! Хёрдис не видела того, кто был ей нужен. Дрожащими руками она вынула из-за пазухи горсть холодных округлых камешков и бросила их с горы вниз, в долину битвы. Она кричала что-то, но ветер от пляски валькирий, грохот железа и крики людей заглушали и рвали заклинание на клочья. Только эхом отдавалось где-то между небом и горами:

…неволей иль волей —
будешь ты мой!
мой! мой…

Там, где падали камешки, в первые мгновения никто их не замечал; но внезапно среди отчаянного копошения человеческих тел взметнулась темная гора. По долине прокатился рык, похожий на грохот далекой лавины. Люди, фьялли и квитты вперемешку, с криками подались в стороны; кто-то не смог двинуться и кричал, придавленный страшной тяжестью. В гуще битвы здесь и там вставали громадные звери, похожие на медведей, и их гладкие бока отливали твердым каменным блеском. Чудовищные создания квиттинской ведьмы разворачивались, давя всех вокруг себя, и каждый, кого они касались лапами или боками, тут же превращался в камень. Каждый медведь в первые же мгновения оказался в середине россыпи валунов, только что бывших людьми. Видя это, люди роняли оружие и бежали прочь, метались между медведями, давя и вслепую рубя друг друга.

Гельд Подкидыш едва дышал, измученный непривычным напряжением и ужасом. Он захлебывался среди бесчисленных смертей, кипевших вокруг него; казалось, что горячая кровь липким потоками окатывает все тело и струится вниз, к земле, но не впитывается, а поднимается, заливает его и грозит утопить. Горячие брызги сохли на лице и стягивали кожу; он почти не соображал, что происходит вокруг, и каждый миг ждал, что «все это кончится», что его убьют и он перестанет все это видеть. Он забыл бояться, забыл, с кем бьется и за что: нет и не может быть смысла в таком огромном убийстве людей людьми. Это мир Хель, это кошмарный сон: не может быть правдой этот ужас, где льется кровь из зияющих, кошмарно-свежих красных ран, где выпучиваются глаза умирающих, раздаются хриплые крики, клинки скользят по клинкам с противным визгом и живые люди каждый миг превращаются в кровавые обрубки…

Когда кто-то упал к нему на спину, Гельд обернулся почти невольно, сам не зная, как удержался на ногах. И замер: перед ним шевелилась какая-то живая гора. До сознания докатился рев, который уже какое-то время улавливал слух, и Гельд опешил, не в силах сообразить, что это. Грубо вырубленная морда с разинутой пастью, полной черных зубов, широченные лапы, похожие на куски коричневого кремня… Морок! Тяжелая, как валун, лапа летела на него, и Гельд, не помня себя, отчаянно рубанул по ней мечом.

Серый клинок работы тролля из Дымной горы звонко ударил о лапу, сверкнула багровая маленькая молния, как и должно быть при ударе огнива о кремень. Чудовищный медведь замер, окаменев окончательно. «Меч тролля», столкнувшись с другим колдовством, оказался сильнее, поскольку нес в себе силу сразу двух земель.

– Меч троллей! – хрипло крикнули кто-то. – Он бьет этих… Бьет их!

– Мечи троллей! Мечи троллей! – закричали вокруг.