Корни. Часть I

Одно за другим называл арафанг имена мавританских предков, о которых дед новорожденного, старый Кайраба Кинте часто рассказывал. Эти имена, известные и многочисленные, уходили в прошлое больше, чем на две сотни дождей. А потом джалиба застучал в свой там-там, и все стали громко выражать свое восхищение и уважение такой известной родословной.

Этой же ночью при свете луны и звёзд Оморо наедине со своим сыном закончил ритуал имянаречения. Держа первенца в крепких руках, он ушел на край деревни, поднял ребёнка лицом вверх и тихо произнес: „Фенд килинг доронг лех уаррата ка итех тее“ (Смотри! Вот единственное, что величественнее тебя самого)».

Глава 2

Наступил посевной сезон, и вскоре должны были начаться первые дожди. На всех посевных полях мужчины деревни Джуффур уложили стожки из сорняка и подожгли их с таким расчётом, чтобы лёгкий ветерок, разнося золу, удобрил почву для будущего посева. Женщины на рисовых полях уже начали посадку.

Пока Бинта выздоравливала после родов, её рисовым участком занималась бабушка Йейса, но теперь Бинта была готова снова приняться за свои дела. С Кунтой за спиной она шла вместе с другими женщинами к выдолбленным лодкам, находившимся на берегу деревенской речушки Камби Болонго, одного из многочисленных притоков реки Гамбии. Лодки поплыли вниз по речке, в каждой разместилось по пять-шесть женщин, некоторые из них, включая подругу Бинты Джанкей Турай, тоже несли своих малышей,

Воздух был наполнен сильным запахом мангровых деревьев и запахами других растений, густо росших по обеим сторонам реки. Потревоженные проплывающими лодками громадные семейства бабуинов проснулись и принялись реветь, скакать и трясти пальмовые листья. Захрюкали кабаны, прячась в траве и кустарнике. Тысячи пеликанов, журавлей, цапель, аистов, чаек, крачек, колпиц прервали свой завтрак, с тревогой следя за проплывающими лодками. Некоторые мелкие птицы — витютни, водорезы, погоныши, змеешейки, зимородки — с криком поднялись в воздух и кружили до тех пор, пока непрошеные гости не проплыли мимо.

Стаи мелких рыбёшек дружно выпрыгивали из воды, исполняя красивый серебристый танец, и снова плюхались в реку. Иногда гонявшиеся за этой рыбёшкой крупные рыбы выпрыгивали так высоко, что шлёпались прямо в лодки, где женщины глушили их веслами и привозили домой на ужин. Но в это утро мелкую рыбёшку никто не тревожил.

Когда лодки приблизились к участкам, на которых многие поколения женщин деревни Джуффур выращивали рис, им пришлось проплывать сквозь тучи москитов. Каждый рисовый участок отделялся от других сплетённым живым забором из сорняка. Рис на участках уже торчал над водой на целую ладонь.

Поскольку размеры участка для женщин определялся каждый год Советом Старейшин в соответствии с количеством ртов, участок Бинты всё ещё был маленьким. Выйдя из лодки у своего участка и сделав несколько шагов, Бинта остановилась и с удивлением и радостью увидела крошечную бамбуковую хижину на стойках с соломенной крышей. Пока Бинта рожала, Оморо приезжал сюда и соорудил эту хижину для их сына. Как и все мужчины, он и словом не обмолвился о том, что делал.

Укачав ребёнка и положив его в хижину, Бинта переоделась в рабочую одежду, которую она принесла в узле на голове и пошла работать в поле. Когда Кунта плакал, Бинта выходила их воды и кормила его грудью.

Так маленький Кунта купался в материнской ласке каждый день. Вечером, вернувшись в хижину, Бинта готовила ужин для Оморо, а после ужина смазывала Кунту с головы да ног маслом дерева ши и довольно часто гордо несла его по деревне к хижине бабушки Йейсы, которая одаривала его ещё большим количеством ласк и поцелуев.

Иногда Оморо забирал своего сына у женщин и уносил его в одеяле в свою собственную хижину (мужчины всегда располагались отдельно от своих жён), где глаза и руки ребёнка изучали такие интересные вещи, как амулеты и талисманы, расположенные в изголовье кровати Оморо, чтобы отпугивать злых духов.

Всё яркое привлекало внимание маленького Кунты, особенно отцовский кожаный мешок, почти полностью покрытый блестящими ракушками, каждая — за добытого лично им зверя. Играл Кунта и большим луком и колчаном со стрелами, висевшими неподалёку от мешка. Оморо позволял Кунте трогать всё, кроме коврика для молитв. Вечерами он рассказывал сыну о его будущих подвигах, которые тот совершит, когда вырастет.

В конце концов, он обычно возвращал сына Бинте для очередного кормления. Где бы Кунта ни находился, он почти всегда был счастлив и всегда засыпал либо на коленях Бинты, либо в своей колыбели, над которой Бинта пела тихую песню:

Мой весёлый малыш,
Названный именем славного предка, —
Великим охотником или воином
Ты когда-нибудь станешь,
И этим будет гордиться твой отец.
Но я навсегда запомню тебя таким.