Кормчие судьбы

— О чем ты? Что-то грозит Конану? — Не стесняясь наготы, Белит откинула покрывало и села.

— Пока ничего, но может произойти непоправимое,

—Говори,— приказала Белит.

Краснокожий отступил на шаг н взмахнул рукой. Тотчас же, словно из ниоткуда, возник сгусток памятного Белит красного тумана. Он рос, вытягивался, менял цвета, и наконец перед женщиной возникло огромное, от пола до потолка, зеркало.

— Смотри внимательно, Тигрица! — сказал краснокожий.

Белит увидела Конана, сидящего на ступенях разрушенной пирамиды, среди поваленных колонн. Вокруг него лежали тела пиратов, а чуть поодаль, в тусклом свете звезд вспыхивали красными огоньками глаза гиен.

На мгновение зеркало замутилось, а потом Белит с ужасом увидела себя — лежащую на палубе среди распахнутых сундуков с сокровищами. Белит, завернутая в пурпурный плащ Конана, казалось, спала, но настоящая Белит видела, что женщина на палубе «Тигрицы» не дышит.

По зеркалу вновь побежала рябь, и Тигрица еще раз увидела Конана. На этот раз варвар отбивался от нападавших на него огромных гиен. Когда последняя бестия задергалось и предсмертных судорогах и киммериец опустил окровавленный меч, ему на плечи спрыгнула крылатая обезьяна. Мохнатые лапы сошлись на мускулистой шее Конана, длинные когти впились ему в горло, и варвар рухнул на каменные плиты. Задние лапы твари рвали его тело, а передние все сжимались и сжимались в смертельной хватке…

—Нет! — словно издалека донесся до Белит ее собственный голос. — Нет! Нет! Нет!..

— Все в твоих руках, королева,— С первыми же звуками голоса краснокожего зеркало исчезло.— Согласна ли ты отдать свою жизнь за жизни Конана и вашего сына?

— Согласна,— не раздумывая, отозвалась Белит. Собственная жизнь, мечты о богатстве, даже жажда мщения — все отступило перед тревогой за жизнь любимого.— Я согласна на все, лишь бы спасти его. Но о каком сыне ты говоришь?

— В ту ночь, после острова Скорби, древнее божество, освобожденное Конаном, сняло с тебя заклятие Сета. И сейчас под твоим сердцем растет новая жизнь.

Краска залила щеки шемитки. Теперь, когда она поняла, что было причиной сонливости и постоянной усталости, мучивших ее последние недели, ей до боли захотелось разделить радость с возлюбленным.

— Мне жаль, Белит, но он никогда не узнает о сыне.— Краснокожий виновато развел руками.— Если ты откажешься уйти со мной — вы оба погибнете. Если согласишься, то расстанетесь навсегда задолго до рождения мальчика.

— Уйти с тобой? — переспросила Белит.

— Да, со мной. В страну за великой соленой водой, где будущий воин вырастет здоровым и счастливым, рядом со своим братом — Кедроном.

— Значит, Кедрон уже там? Это был не сон?! — Шемитка не знала, радоваться ей или горевать.

— Да, Белит, посланец Солнцеликого спас его в тот страшный день стигийского набега, а я вернул малыша в мир людей.

— Если я уйду с тобой, Конан останется жить? Ты обещаешь мне это?

— Ты сама спасешь его, встав между ним и его смертью, — уверенно отозвался воин.

— Но как же я смогу это сделать? Ведь я видела — там, на палубе, завернутая в плащ, лежала мертвая Белит.

—Погибнет лишь телесная оболочка, но глубинная сущность, пламя твоей души, останется жить и обретет новое тело на новой родине,

—Значит, я не смогу даже проститься с ним? Обнять, прижаться на прощание? Поцеловать? — Голос Белит звенел от слез.— Зачем все это? Зачем? Ты не ведаешь жалости, о посланец богов!

—Неправда, жалость разрывает мое сердце, женщина! Но сильнее всего я страшусь за свою родину. Если твои сыновья, будущие король и верховный жрец, не придут нам на помощь в грядущую годину великой опасности, погибнет вся моя страна. Тысячи и тысячи людей погибнут, Белит!.. Разве их жизни не стоят такой жертвы? Я помогал тебе сколько мог — и разве теперь ты не согласишься прийти на помощь нам? Мы взываем к тебе!

—Я понимаю твою боль.— Шемитка вытерла непрошенные слезы. — Ты многого требуешь от меня. Отказаться любви, от счастья — и все это ради людей, которых я не видела никогда в своей жизни, ради таинственной страны, даже названия которой не знаю… Но сердце говорит мне, что такова воля богов. У меня нет сил противиться их желанию. Только пусть никто и никогда больше не называет при мне Митру всеблагим и милосердным! Я не поверю этому! — Белил стиснула зубы, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. — Он дал мне жизнь — а теперь отнимает ее. Что ж, я согласна на все — если это спасет Конана, Что я должна делать?

— Ничего! Просто скажи еще раз, что ты отдаешь свою жизнь в руки Пресветлого бога,— торжественно сказал краснокожий.— И не проклинай Солнцеликого. Милость его безмерна, но не всегда она делается ясна людям. Возможно, когда-нибудь позже ты сумеешь это понять. А теперь повторяй за мной: «Я, Белит…»

— Я, Белит, Тигрица морей, дочь короля Асгалуна, отдаю себя в руки Митры и принимаю его волю,— не дрогнув, повторила Белит.— Если кто-то и должен умереть, пусть это буду я.

— Да исполнится воля Пресветлого! — Краснокожий подошел к Белит и положил руки ей на плечи.— Встань и иди мной.