Ты сбился, а не то оставь надежды
Быть консулом иль хоть трибуном.
Полно.
Народ обманут. Недостойны Рима
Все эти плутни, и Кориолан
Не заслужил, чтоб заграждала ложь
Ему дорогу славы.
Хлеб он вспомнил!
Да, так я говорил и вновь скажу…
Но позже, позже.
Слишком ты взволнован.
Нет, жизнью в том клянусь, скажу сейчас.
Достойные друзья, меня простите,
Но черни смрадной и непостоянной
Я льстить не в силах. Пусть она увидит
Себя в моих речах. Я повторяю,
Что, потакая ей во зло сенату,
Мы сами сеем сорную траву
Бесчинств и бунтов, для которой почву
Вспахали и удобрили мы сами,
Себя поставив с чернью наравне,
Смешавшись с ней и поступаясь властью
В угоду подлым нищим.
Перестань.
Прошу: ни слова больше.
Что? Ни слова?
В боях, где кровь за родину я пролил,
Врагов я не страшился и теперь
Не устрашусь, пока есть сила в легких,
Клеймить словами этих прокаженных,
Которым мы идем навстречу сами,
Хоть избегать их надо.
О народе
Ты смеешь отзываться так, как будто
Ты не такой же слабый человек,
А божество карающее.
Стоит
Твои слова пересказать народу.
Не смей! Ему внушил их гнев.
Что? Гнев?
Да будь спокойней я, чем сон полночный,
Клянусь богами, я бы думал так же.
Ну, эта дума лишь тебя отравит,
А для других безвредна будет.
"Будет! "
Вы слышите, как властно кинул «Будет!»
Тритон плотвы всем нам?
Но это слово
Отнюдь не противозаконно.
«Будет!»
О добрый и почтенный, но безвольный
И непредусмотрительный сенат!
Как мог ты допустишь, чтоб проходимцы,
Став трубным гласом черни, этой гидры,
Поток твоих решений, как запруда,
В болото направляли дерзким «Будет!»
Коль власть у них, тогда, отцы, склонитесь
Пред ними головой недальновидной,
А если нет, то гибельную слабость
Пора отбросить. Если мудры вы,
То не уподобляйтесь недоумкам;
А если глупы, то сажайте их
С собою рядом на подушки ваши.
Вы с плебсом, видно, местом поменялись,
Раз голосом его в совете общем
Ваш голос заглушен. Избрала чернь
Сановников себе, как, скажем, этот,
Бросающий запанибрата «Будет!»
В лицо такому славному собранью,
Какого даже Греция не знала.
Он консулов унизил, видит небо!
И я скорблю душою, ибо знаю,
Что стоит лишь возникнуть двум властям,
Как смута проберется в щель меж ними,
Одной другую подорвав.
Довольно!
Идем на площадь!
Кто б ни дал совет
Раздать бесплатно хлеб, как иногда
И греки делали…
Прошу, довольно!
…(Хоть у народа больше прав там было),
Я повторяю: тот своим советом
Вскормил непослушанье и мятеж
На гибель государству.
Неужели
Народ подаст свой голос за того,
Кто это говорит?
Я приведу
Вам доводы ценней, чем этот голос.
Плебеям ли не знать, что не в награду
Был роздан хлеб, которого они
Не заслужили? Кто как не народ,
Когда его мы звали на войну
С врагом, грозившим сердцу всей отчизны,
Не пожелал и за ворота выйти?
А на войне чем проявил он храбрость?
Одними бунтами да мятежами.
Едва ль и те пустые обвиненья,
Которые он предъявлял сенату,
На щедрый дар ему давали право.
И что ж? Как понял доброту сената
Желудок черни? Все ее поступки
Нам говорят яснее слов: "Нас много.
Мы захотели хлеба — и со страху
Нам дали хлеб". Унизили мы сами
Свою же власть и побудили чернь
Почесть за трусость наше снисхожденье.
Оно взломает скоро дверь сената,
И вороны туда ворвутся стаей
И заклюют орлов.
Молчи! Довольно!
И даже с лишком!
Нет, скажу еще,
Скрепив свои слова любою клятвой —
Небесной иль земною. — Двоевластье,
Когда одни правители с презреньем
По праву смотрят на других, а те
Поносят первых вовсе без причины,
Когда важней, чем сан, рожденье, мудрость,
Невежественный голос большинства, —
Такое двоевластье неизбежно
К забвению потребностей насущных
И к общему разброду приведет.
Там, где преграждена дорога к цели,
Недостижима цель.
А потому
Молю я вас, людей не столько робких,
Сколь осторожных; вас, кто больше любит
Порядок, чем боится перемен;
Вас, для кого важней прожить достойно,
Чем долго; вас, кто предпочесть способен
Опасное лекарство верной смерти, —
Немедля вырвите язык толпе,
Чтоб не лизала сладостной отравы.
Иначе унижение сената,
Заставив смолкнуть здравый смысл, разрушит
Единство, без которого нет власти.
Коль зло поработит ее, она
Служить добру не сможет.
Все нам ясно!
Он как изменник говорил и будет
За это как изменник отвечать!
Мерзавец! Ты от злости раньше лопнешь!
Затем ли мы трибунов черни дали,
Чтоб эти облысевшие прохвосты
Ее учили неповиновенью?
Она избрала их во время бунта,
Когда не долг законом был, а сила.
Но времена бесчинства миновали.
Воскликнем же: «Пусть торжествует право!» —
И власть трибунов превратим во прах.
Измена налицо!
И это — консул?
Ну, нет!
Сюда, эдилы!
Взять его!
Зови народ.
А ты задержан мною
От имени народа как изменник,
Как враг его. Зову тебя на суд
И обвиняю.
Прочь, седой козел!
Мы за него ручаемся.
Старик,
Не смей его касаться!
Прочь, иль кости
Твои гнилые из одежды грязной
Я вытрясу.
Сограждане, на помощь!