Коридоры

Это не мой мир: А подарите ли вы мне чувства? Ха, мазок, ещё мазок. Возьму что-то с собой. Внутри ожидание чуда:Лицо твое, как некая отдушина. Мир сжимается, затягивает. Твое лицо путешествует в моих трагических видениях. Лицо твое, как боль и утешение, как вспышка, как искажение моего отражения в чужом зеркале. Должен ли ждать лицо? Найду и странным образом утрачу все...

Писатель уже наблюдал... Этот город был ему знаком, но ему вновь не терпелось погрузиться в душное пространство улиц и домов, в звуки, в свет. Вернись...пока не поздно, но погружение начинается, неизбежным оказывается писательское соединение с этим городом, ведь это не просто город... Это знак... шифр... он подчиняет творческие порывы... он хранит культурологические коды...

Она демонстрирует чьи-то фантазии на своем тельце. Милая Марта. Я помню твои детские причуды. Ты была кокеткой, любимицей. Тобой восхищались - и тебе нравилось восхищать. Ты красива и сообразительна. Девочка в Париже. И он уже рядом. В этом городе...

... Разящий взгляд... Сквозь пристально всматривающиеся оценивающие взгляды, вспышки фотоаппаратов, огоньки видеокамер...

Разящий взгляд. Она чуть не ослепла.

Марта больше не выйдет на подиум, сошлется на недомогание, на что угодно...

Это не оплошность. Глаза соединяют мир вокруг с душой внутри. Глаза закроются - опустится занавес...

Марта... Руки дрожали. Опасная бритва. Раны предназначались, а оказалось, что в хрупком трепетном теле билось сердце, не просто билось, чтобы жизнь теплилась, а чтобы появилось ощущение необходимости умереть...

Как мило... Прогулки на катере.

Кровь. Тихая смерть. Строки старинных книг.

Зову дождь. Все, кто еще не ушел, зовут дождь.

Как мило, на шее капли, на пальцах капли, мало слез - это кровь неба.

Я задержусь в кафе радом с ее домом.

Я задумаюсь... Клерки в черных пиджаках заточили мои мысли... Биржевая вакханалия погубила девушку.

Порядок и беспорядок. У нее дома всегда был изящный беспорядок, и музыка играла слишком громко, и слишком много лжи хранили стены.

Вот она на дискотеке. Привлекает всеобщее внимание. Наука не знает таких примеров, но она умеет интерпретировать свои мысли и разговаривать с дельфинами, по крайней мере ей позволяет так полагать ее собственный внутренний мир. Она непоправимо свободна в своих иррациональных перевоплощениях.

Писатель в клубе. Отрешенная молодежь. Ритм - стук сердца. Писательский стук сердца не подчиняется ритму.

Писательские шаги - звуки моря. Крах последней иллюзии...дельфины онемели...девушка оглохла.

Прощайте облака, тени домов, которые засвидетельствовали мои страдания. Прощайте любимые маршруты, хранящие мои следы.

Город неотъемлем и неприемлем. Город заражен мной. Беспокойный город. Последний звук. Мои признания. Глаза, вдохновляющиеся моими словами, утраченными ныне... Сюжеты остаются, исчезают люди.

Я пройду мимо дискоклуба утром. Обнаружу незримую усталость. Угасающие глаза незнакомок.

По ту сторону Ла-Манша родственники писателя благопристойничают.

Тэдди перерос свои стенания, юношеские плевки в лицо бестыжей добропорядочности. Он изменился. Теперь он наблюдает за своей сестрой и узнает в ее стиле жизни свою молодость. Вроде бы вчера были те же звезды, луна, солнце, вода, земля, воздух, но в том-то и дело, что вчера сменилось сегодняшним днем, который умрет через несколько часов - и умрут эти звезды, эта луна, это солнце, вода, земля, воздух.

Сырость. Ветер. Каждый раз, когда я пытаюсь уловить запах леса, ветер меняется...

Почему ты перестал бороться?.. Тебе нечего делать со временем. Ты безвременно утрачен в актах самозабвения, в потоках вдохновения. Боже мой! Черт возьми! Мы живем ради того, ради чего можно и умереть...

Как жаль, что на просторах самой большой европейской страны (по крайней мере, согласно географическому положению) естественным явлением стало насилие. В этой стране живет много жестоких существ... Как жаль, что от их жестокости и безразличия страдает множество нежных и чутких людей... Это невыносимо...не продолжай! Не продолжай! Хотя нет! Пока мы не стали мишенью для заокеанских бомб, нужно говорить; ведь есть всегда опасность утратить возможность говорить.

Ведь там, где сейчас открыты бомбоубежища, нежные и чуткие люди тоже могли говорить, пусть вечером в парке, пусть на днях рождениях, в постели, на кухне, но они могли говорить, хотя бы о том, что является важным, пусть, не для нас, а для них, пусть на своем языке, но ведь именно сейчас там открыты бомбоубежища и взрыв заглушает слово, а ведь так много слов хотелось еще сказать...

А я все еще иду, уверенно передвигаюсь, безбоязненно раздаю слова, реанимирую чьи-то души.

Писатель тоже отряхивается от ночного безразличия, ненайденности, обезображенности мыслей. Поправляет свитер, но он не послушен... Свитер лишь средство, деталь писательского гардероба... Потом писатель уснул в вагоне метро... Дневной сон... Болезненное переселение в иной мир.

Сестра Тэдди путешествует каждый день в своих бредовых грезах, на самом деле вагоны метро приютили ее, поглотили...