Коричневые башмаки с набережной Вольтера

Амадей увидел нож, направленный острием ему в грудь. В следующий миг он упал на колени, схватил человека в коричневых башмаках за лодыжки, дернул, и тот растянулся на мосту, выронив нож. Но прежде чем Амадей сумел его обездвижить, противник оседлал его самого и принялся наносить удары кулаками в лицо. Амадею удалось перевернуться на бок, при этом затылком он приложился о металлический фонарный столб. Собрав все силы, почти теряя сознание, он сгреб нападавшего за волосы и рванул. Оба, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, покатились к краю моста. Внизу Сена – стальная змея в судорогах волн – несла куда-то ветки и мусор. Редкие буксиры глухо потявкивали сиренами в темноте.

Раздался всплеск.

Кто-то забился в воде, борясь с течением, и камнем пошел на дно реки.

Побежали минуты.

Тело на поверхность так и не всплыло.

Глава восемнадцатая

Четверг, 27 января

– Месье Жозеф, заявляю вам прямо: или я, или ваша матушка! Она извела меня придирками – то я не так готовлю, то не так убираю. Меня нанял месье Мори, и если издевательства продолжатся, я сообщу ему, что увольняюсь! – Мелия Беллак стояла на верхней ступеньке винтовой лестницы, и по ее виду было ясно, что она оттуда никуда не уйдет, пока не получит ответа.

Виктор нашел убежище возле бюстика Мольера – притаился там и тихонько насвистывал, прикрываясь газетой. Жозеф возвел очи горе:

– Я поговорю с ней, Мелия, даю слово.

– Очень на это надеюсь, потому что в противном случае я немедленно отправлюсь в бюро по найму. Я сыта по горло упреками вашей матушки. Я ей не горничная! – Она наконец спустилась и с размаху поставила поднос на конторку. – Вот ваш кофе. Придется обойтись без молока – оно закончилось.

Мелия развернулась, взбежала по ступенькам, и через полминуты на кухне громко хлопнула дверь.

Виктор вздохнул. А Жозеф как ни в чем не бывало осведомился:

– Дневничок Марго Фишон мне вернуть не желаете?

– Я полночи разыскивал упомянутого там Йонафаса в книгах по истории и всяких справочниках. И представьте себе, он действительно оказался реальным человеком! Я у нескольких историков нашел ссылки на анонимного автора, поведавшего о его судьбе. Эврика, Жозеф, все сходится! В тысяча двести девяностом году, в царствование Филиппа Красивого, одна парижанка донесла властям на некоего Йонафаса, который якобы у нее на глазах истыкал иголкой и разломал просфору. Означенного Йонафаса и его жену схватили, подвергли допросу с пристрастием, и они признались во всем, что от них требовали. Главным обвинителем стал кюре прихода Сен-Жан-ан-Грев, которому это мнимое святотатство было на руку: предполагалось, что оно привлечет в его церковь щедрые пожертвования. Йонафас оказался виновен по двум пунктам: во-первых, он был евреем, во-вторых, не бедствовал. Все указывает на сговор с целью завладеть имуществом человека, якобы надругавшегося, как тогда говорили, над Телом Господним. Йонафаса и его жену сожгли заживо на Гревской площади, их дом разрушили, а имущество конфисковали в пользу местного церковного прихода. Четыре года спустя парижский буржуа Ренье Фламминг на участке, принадлежавшем покойному Йонафасу, построил часовню, названную «Домом чудес». В четырнадцатом веке этой землей завладели монахи ордена Святого Августина, их монастырь в народе называли «местом, где прогневили Бога».

Виктор отхлебнул кофе, а Жозеф откомментировал:

– Эта история придает смысл тексту Марго Фишон.

– При условии, что этот текст – не апокриф.

– Вы сомневаетесь в его подлинности? Но столько убийств…

– Образование не позволяет мне верить в сверхъестественное, так что я сомневаюсь всегда и во всем. Слушайте дальше. В тысяча шестьсот тридцать первом году орден уступил место реформированным кармелитам. Затем, в начале нашего века, монастырские постройки были дарованы протестантам аугсбургской конфессии. Они там обретаются и поныне, известны как «община брусчатого храма». Адрес: Архивная улица, дом двадцать четыре.

– Закавыка в том, что мы сами не знаем, что ищем.

Притаившись под навесом упаковочной лавки, некто в плаще-пелерине с капюшоном не сводил глаз с книжной лавки «Эльзевир», куда в понедельник вошел азиат. В соседнем здании с номером 18-бис открылась калитка в воротах, и оттуда вышла женщина, вооруженная вересковой метлой. Настороженно оглядевшись, она снова исчезла во дворе, вскоре появилась с ведром и с размаху опорожнила его на тротуар прямо под ноги толстой кумушке с двумя корзинками.

– Ну вы даете, Мишлин! – задохнулась от возмущения кумушка. – Нарочно, что ли, так делаете? Я же не умею плавать!

– Я вас не видела! Ах, я так счастлива!

– Чего это вы счастливы? – грозно подбоченилась толстуха.

– У меня больше ничего не болит! Ах, мадам Пиньо, жизнь прекрасна! Как же я настрадалась, да еще чуть пьянчужкой не заделалась – однажды за ночь выдула целую бутылку бренди, которую вы мне подарили на Новый год! Слава богу, месье Шодре выписал мне наконец правильное лекарство. Теперь я могу орехи зубами щелкать!