Корейский излом. В крутом пике

Поступив на философский факультет, Павел Колесников так увлекся глобальными проблемами Вселенной, что пытался обсуждать их с каждым встречным-поперечным и, даже попав в больницу, начал навязывать философские дискуссии соседям по палате. Его слушали от скуки, но особого интереса не наблюдалось. Устав выступать, Павел переключился на чтение философских книг и осмысление высказываний выдающихся мыслителей, как древних, так и современных.

Он не ограничивался изучением общепринятой философской доминанты, то есть марксизма, а штудировал и анализировал труды древних греков, Гегеля, Канта, не отвергал и субъективных идеалистов вроде Беркли, где «мир – это комплекс моих ощущений», хотя сам был материалистом.

Глубоко погружаясь в тему, он находил много нестыковок и даже противоречий в трудах классиков, в том числе Маркса и Ленина, поэтому на лекциях начал задавать неудобные вопросы, которые вызывали у преподавателей сначала недоумение, постепенно переходящее в раздражение и злобу.

На втором курсе он сцепился с профессором Клочковым сначала по философским вопросам, а потом на почве личной неприязни. В одном из рефератов Павел употребил вместо «великой революции» термин «Октябрьский переворот», за что был подвергнут жесткой критике сначала со стороны профессора, потом дело дошло до парткома, куда Клочков быстренько донес о политически неблагонадежном студенте. Ежовские времена канули в Лету, поэтому «шибко грамотного» тихо отчислили без каких-либо последствий. Профессора Клочкова позднее осудили за троцкизм и отправили в колымские лагеря без права переписки, но поезд уже ушел. Линия судьбы сделала резкий поворот, и Колесникову пришлось заново планировать свою жизнь.

Кроме философии Павел увлекался борьбой самбо, занимался в секции Ощепкова, где наставник обучал молодежь не только спортивной подсистеме, но и боевой. Когда вышел приказ Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта «О развитии борьбы вольного стиля», начали проводить официальные соревнования, и Павел доборолся до спортивного звания кандидата в мастера спорта.

А еще Колесников занимался в обществе Осоавиахим, в планерном отряде, где тоже достиг определенных успехов. Покинув университет и получив рекомендацию от Осоавиахима, он подал документы в военное летное училище, успешно сдал экзамены и окончил его аккурат перед началом войны.

Служить его направили в авиаполк, расквартированный возле латвийского городка недалеко от моря, и посадили на истребитель «И-16», в просторечии «ишак». Техника была ему знакома еще по училищу, и младший лейтенант Колесников тут же начал летать в составе эскадрильи капитана Домникова.

В тот теплый июньский день его отпустили в увольнение после напряженных тренировочных полетов. Покрутившись по городу и проголодавшись, он зашел в столовую. На раздаче стояла разбитная девица в цветастой косынке и стерильно-белом, накрахмаленном переднике.

«Чистоплотная девушка… и симпатичная», – подумал Колесников и заказал борщ.

– Бригида! – раздался крик из глубины кухни. – Котлеты готовы, можно подавать.

– Не желает ли пан офицер котлет? Хорошие котлеты.

Девушка в упор посмотрела на Павла. В ее глазах сквозила ирония.

«Бригида – польское имя, – подумал Колесников. – А она ничего себе. Познакомиться бы поближе… Но времени на подробные ухаживания не было. Эх, была не была!»

– Котлет желаю и еще салат. А еще страстно желаю пригласить вас в кино или на танцы.

– Какой пылкий мужчина! – картинно всплеснула руками девушка. Молоденький лейтенант ей явно понравился.

– Меня зовут Бригида, для своих Брича. А тебя?

Она сразу перешла на «ты», что вселило в Колесникова определенные надежды на продолжение знакомства.

– Меня Павел. А я для тебя свой? Как тебя называть?

– Зови Брича. Авансом. А почему – в кино или на танцы? И в кино, и на танцы. Но я еще подумаю. До шести вечера. В шесть я заканчиваю работу.

– Намек понял. До встречи.

Колесников взял поднос с едой и уселся за столик рядом с усатым мужиком унылой внешности.

– Бригида – девка ласковая, но у нее ухажер есть, Гунтис. Поаккуратней с ним – может наказать, – пробухтел мужик с набитым ртом.

Павел бросил взгляд на засаленную кепку мужика, лежащую рядом с порцией жареной рыбы, и задумчиво изрек:

– У каждой симпатичной девушки есть ухажер и, как правило, не один.

Кандидат в мастера спорта по самбо и уроженец Марьиной Рощи, хулиганского предместья столицы, Паша Колесников не боялся уличных стычек, а воспринимал их как эпизоды повседневной жизни. За это его и прозвали «Буря».

Утолив голод, он купил в киоске газету «Правда» и, усевшись под старыми вязами на скамейку в городском сквере, углубился в чтение. В бравурных декларациях политических обозревателей подспудно сквозила настороженность, ожидание беды. Это чувство было для Колесникова знакомо: в полку, несмотря на все старания замполита, постоянно ходили разговоры о неминуемой войне. Павел не мог понять, зачем в их часть свезли кучу исправной техники, которую разместили крыло к крылу, в три ряда на стоянке возле ангаров.