Кордон

– Ладно, про жизнь в другой раз. Открывай ворота! – скомандовал прапорщик. Рядовые спешились, забарабанили прикладами в створки. Попыхтели без толку. Ворота ожидаемо оказались заперты. Не поддавалась и маленькая калиточка, заметная лишь вблизи. За стеной кто-то сыпал матерком, какая-то баба заходилась в плаче, выла протяжно, на одной ноте.

Анджей хмуро наблюдал за возней рядовых у ворот, медленно закипая. Тяжелые створки, сотрясаемые ударами сапог и прикладов, ходили ходуном, но всё бестолку. Обитатели Старой Бгановки упоенно горевали, будто ночи не хватило нареветься. На власть, явившуюся по первому зову, бгановцы решили наплевать. Того и гляди, скоро веник в сортир макнут и по роже треснут…

Подолянский вынул ноги из стремян, забрался в седло, замахал руками, балансируя. Сабля—чечуга у пояса равновесия не добавляла – не додумался снять.

– Это, господин прапорщик, вы, прошу прощения, что за кунштюк удумали? – поднял голову Водичка, внимательно глядя на командира.

– Лошадь придержи! – пропыхтел Подолянский, примеряясь. По всему выходило, что если подпрыгнуть хорошенько, то до заостренных концов бревен он доставал. А дальше дело простое. Зацепился, подтянулся…

– Зря я вам фляжечку давал, – хмыкнул Водичка, глядя снизу вверх. – Вы, пан Анджей, гимнастику свою гвардейскую придержите чутка, окажите любезность. Где это видано, чтобы офицер Корпуса, будто кот помоешный, по заборам сигал? Лучше по воротам из пушки трахнуть. Все знают, что мы в своем праве. И если не убьем никого – то уже благодетели. А через забор нельзя, последний подпасок заплюет, поверьте уж на слово. И Цмок, опять же, клистир мне с песочком сделает, что не уберег от такого позору.

Анджей с недовольным лицом плюхнулся в седло, склонился над вьюком.

– Раз так нельзя, и… Пушки у нас, так понимаю, нет? Давайте бомбой. Под петлю, и дело с концом.

– У вас бомба есть? – Ландфебель присвистнул, в восхищении. Рядовые, вполуха слушавшие командиров, переглянулись с уважением.

– Как знал, что понадобится, – хмыкнул Анджей и вытащил ручную гранату. Выглядела она весьма убедительно: темно—зеленый кругляш, с крупное яблоко размером, эльфийская золотистая вязь на рубчатых боках.

– А можно, я жахну? – совершенно по-детски попросил вдруг Водичка. – Я с войны в руках не держал боевую бомбу!

Подолянский молча протянул шар ландфебелю, чье лицо озарилось улыбкой.

От разрушений ворота уберег мальчишка, очень вовремя свесившийся с вышки. Он пару раз лупнул глазами и пронзительно заверещал:

– Пеньки[26]приперлись!

– Пеньки?!

– Не любят нас в Бгановках, не любят, – философски заключил Водичка и с явной неохотой вернул бомбу. – С другой стороны, ценный припас сэкономили.

Ворота открылись меньше, чем через минуту, обе створки сразу – чуть не пришибли.

Подолянский схватился за револьвер, за спиной заклацали затворы «барабанок». Перемазанные кровью мужики, которые стояли за воротами, больше смахивали на лесную нечисть, чем на людей. Нечисть, впрочем, при виде «панов ахвицеров» не сдергивает шапки. Да и, в целом, должна держаться поувереннее. Мужики же переминались с ноги на ногу, зыркали испуганно из под косматых бровей… Оружия в руках Анджей не заметил – и на том спасибо.

Окровавленные бгановцы дернулись закрыть ворота за въехавшими пограничниками.

– На месте стоять, племя сучье! – по-гвардейски рыкнул Подолянский, отчего хуторяне с перепугу присели. Прапорщик повернулся к своим бойцам, ткнул пальцем:

– Ты и ты, оружие к бою, стоять у ворот. Никого внутрь, никого наружу. Побежит кто – стрелять к херам псячьим. В брюхо цельте!

Водичка только крякнул.

За воротами, под надежной защитой частокола, стоял десяток домов, все из тех же неохватных бревен. Похоже, из—за обилия леса, камень тут не признавали. Дома соединялись крытыми коридорами из плохо отесанных горбылей, часть дворового пространства прикрыли навесами из дранки от дождя и снега. По правую руку от ворот стояли грязные сараи, от которых несло навозом.

Налетел порыв ветра, перебил мирный аромат хлевов железным запахом крови. Много тут ее пролилось, ох, много…

Показалось на миг, что выйдет сейчас из-за угла пани Охмушева, улыбнется жалобно. Как тогда, в тот вечер роковой… Эх, не надо было все так усложнять…

– Вы, пан Анджей, если блевать надумали, то без стеснения, в себе не держите. Тут-то ущерба Корпусу никакого… – по—своему понял мимолетно нахлынувшую бледность прапорщика верный оруженосец Водичка.

Подолянский криво усмехнулся, прогоняя ненужные воспоминания: – Благодарю, Янек. Но трупов я навидался. Сдержусь как-нибудь.

Ландфебель недоверчиво дернул усом, но промолчал.

Со стороны воняющих сараев выскочил очередной мужик в тулупе – будто ждал специально, пока пограничники договорят. Здоровенный, выше и шире Водички. Анджей мысленно выругался. Что за Пограничье такое, что здесь себя задохликом глистявым чувствуешь?! Местных молоком медвежьим поят в детстве, что ли?