Корабль Тесея

Вечером иногда встречаемся на общей лестничной площадке. Уставшие и недовольные. Или, наоборот, довольные. Перекидываемся парой слов и расходимся по квартирам, в которых они жуют свой ужин и смотрят телевизор, а я пью чай с мелиссой. Затем, обессиленный, ложусь спать под музыку, но долго не могу заснуть. Все ворочаюсь и думаю о Мелиссе.

7

Чтобы встретить Мелиссу и как-то жить, я отправился работать в метро. Ныряю туда, где полно людей и воняет ссаньем. Поймите меня правильно, в четырех стенах я просто задыхаюсь. Не могу находиться наедине с собой. Постоянно думаю о ней. Каждый предмет, каждый звук, например стук каблуков в гулком подъезде, напоминает мне о Мелиссе.

Сначала я ходил в метро, чтобы отвлечься. Но постепенно я понял, что в таком потоке мыслей и людей можно и заработать: писать или заниматься любимым делом. Например, петь о своей любви, кинув шапку наземь. Потом один умный человек, Алистер, предложил заняться каллиграфией. И вот они, потекли денежки.

Впрочем, я не всегда в поисках Мелиссы ныряю в преисподнюю. Иногда я залезаю на крыши или на колоннаду Исаакиевского и смотрю на город сверху: на шпили башен, на купола соборов, на иглу Петропавловки. На разбросанные мозаикой огни. В дни звездопада ночной город блефует и бликует, прежде чем распасться на огненные пятна, раствориться в утренней дымке.

Подо мною с одной стороны дворец-усадьба, в который Толстой привел Наташу Ростову на ее первый бал, с другой – раздробленные бары Думской, в которых танцуют, дожидаясь открытия метро, юные и уже потасканные современные шестнадцатилетние Наташи.

В половине шестого утра метро раскрывает пасти входов, чтобы проглотить в свою утробу бледных измученных гуляк и повес. Метро – вампир, оно впитывает энергию своих обитателей и живет за счет этой энергии. Тепловой и психической. Ему важно раскачать сознание и психику.

А я на крыше, над Невским, на не остывших за ночь листах железа пишу иероглифы водой из буты-дочки. На крыше я успокаиваюсь. Вот-вот сверкнет флюгер в снопах света, опять появится солнечный журавль, и вместе с солнцем силы на новый день, на новые поиски Мелиссы.

8

Новые поиски по старым местам. Бег по кругу. От бессилия я отправился снова в музей. Раньше я ходил в Эрмитаж, чтобы посмотреть картины. Прочитаешь в книге про малых голландцев, про какую-нибудь сережку или брошку или воблу с картошкой и снова идешь разглядывать бытовую сцену. Силки для птиц, прорубь для людей. Но сейчас мне было необходимо пристально рассмотреть сцену с Мелиссой. Что же там с ней все-таки случилось, что пропало из музея?

Я снова расспрашивал бабушек-смотрительниц и даже набрался смелости поговорить с охранником.

– У нас есть начальство, вот к нему и обращайтесь с вопросами, – реагирует одна старушка, которая видела нас с Мелиссой.

Другая же, сердобольная, мягкотелая, рыхлая и древняя, как диван-шлафбанк Пушкина, поведала, что готовилась какая-то выставка египетских артефактов, вывезенных после Второй мировой войны нашими войсками из берлинского музея. С последующей передачей немецкой стороне.

– С передачей?

Оказалось, такие передачи были уже и раньше. Так, в берлинский музей уже возвратилась голова Нефертити. А готовящуюся выставку спонсировал «Газпром». Это был акт доброй воли для налаживания отношений в период строительства газопровода «Северный поток – 2» и начавшихся санкций.

Мелиссу, как практиканта-аспиранта и младшего научного сотрудника, посадили делать описи артефактов и готовить выставку. И вот в какой-то момент Мелисса пропала. А вместе с ней якобы пропала и личная шкатулка-ларец для украшений одной знатной дамы. Хотя, возможно, это был ларец фараона-женщины.

– Мелисса забрала ее, потому что решила, что шкатулка принадлежит ей, – сразу восклицаю я. – Она считает себя реинкарнацией Нефертити, а значит, законной наследницей всех ее личных вещей.

– Я тоже себя считаю наследницей Екатерины Великой, – смеется старушка, – хожу в Эрмитаж как домой уже тридцать лет. Все здесь, считай, мое!

– Шкатулка была с предметами? С украшениями?

– Может быть, и с украшениями, а может, и простая пудреница с зеркалом. С щипчиками для волос, с сурьмой там какой-нибудь… или белилами и румянами.

Ха, вполне может статься. Зная Мелиссу, ее одержимость Египтом и своими фантазиями, зная ее упертость и ревнивость, а также перфекционизм и внимание к своей внешности, такого исключать было нельзя.

– Только никому не говорите. Нам строго приказано держать язык за зубами до начала экспозиции. Не дай бог пресса узнает. Тут бед не оберешься… Политика замешана!

– Ок, – обещаю я, зная, что меня не остановить. Я буду копать и копать, как копает сугробы мой сосед, а если понадобится, ходить из бара в бар, спрашивая о Мелиссе у первых попавшихся встречных.

Глава 2 Данаи

1