Корабль мертвецов

Лифт вез меня на девятнадцатый этаж. Музыка в кабине, к несчастью, звучала все та же: Фрэнк Синатра на норвежском. Здорово, что я хоть живу на невысоком этаже. Живи я на каком-нибудь из сотых, давно бы уже озверел похлеще любого берсерка.

На девятнадцатом этаже царило необычное спокойствие. Из номера Томаса Джефферсона-младшего не доносились звуки видеорезни (павшие бойцы Гражданской войны обожают видеоигры почти так же, как штурм вражеских фортов.) И Мэллори Кин не отрабатывала в коридоре метание ножей. Номер Хафборна Гундерсона вообще стоял открытый настежь, и там хозяйничала стайка воронов – они кружили по библиотеке и оружейне и стирали пыль с его книг и боевых топоров. А самого здоровяка нигде не было видно.

Мой номер только что прибрали. Постель застелили. Деревья в атриуме подровняли, лужайку подстригли (вот, кстати, загадка: как вороны управляются с газонокосилкой?). На кофейном столике лежала записка, написанная изящным почерком Ти Джея:

Мы на причале 23, подуровень 6. Приходи туда!

Телевизор, настроенный на канал отеля «Вальгалла», демонстрировал список сегодняшних развлечений: сквош, пулемет-таг (как лазертаг, только с пулеметами), урок рисования акварелью, мастер-класс по итальянской кухне, занятие по продвинутому затачиванию меча и еще какая-то непонятная забава под названием «перебранка» – и все, ясное дело, не на жизнь, а на смерть.

Я с тоской уставился на экран. Никогда не мечтал об уроке рисования не на жизнь, а на смерть, но в данный момент я бы, пожалуй, охотно рассмотрел и такой вариант. По крайней мере, на первый взгляд, это как будто проще, чем то путешествие, которое я собирался предпринять с причала 23, подуровень 6.

Однако перво-наперво я смыл с себя под душем запахи Бостонской гавани. Переоделся. Взял дежурный рюкзак с вещами первой необходимости: походные принадлежности, самый основной провиант и, разумеется, несколько плиток шоколада.

При всем роскошестве моего номера личных вещей у меня было не так уж много: несколько любимых книжек да снимки из моего прошлого, которые появлялись волшебным образом, мало-помалу заполняя пространство на каминной полке.

Отель ведь не навеки стал моим домом. Мы, эйнхерии, живем тут столетиями, и все же Вальгалла – лишь остановка на пути к Рагнароку. Отель буквально овеян аурой скоротечности и предвкушения. «Ты тут сильно-то не рассиживайся, – словно бы предупреждает он. – С минуты на минуту тебя призовут в последний бой Судного дня, и ты падешь на поле битвы окончательно и бесповоротно. Урра-а-а!»

Я оглядел свое отражение в высоком, в полный рост, зеркале. Даже и не знаю, зачем я это сделал. Два года я прожил на улице, и в эти годы внешность меня заботила меньше всего на свете. Но в один прекрасный миг в моей жизни возникает Алекс Фьерро и начинает меня безжалостно дразнить, если я не слежу за собой. Ну, вот и приходится обращать внимание на такие вещи.

И, кроме того, в Вальгалле, если хоть иногда не посматривать на себя в зеркало, можно целую вечность проходить с вороньим пометом на плече или со стрелой в заднице. Или со штанами для йоги на шее.

Походные ботинки: есть. Пара новых джинсов: есть. Зеленая футболка с логотипом Вальгаллы: есть. Пуховик на случай экспедиций в арктические воды и падения с мачты: есть. Рунный кулон, он же волшебный меч, страдающий от несчастной любви: есть.

После двух лет на улице я никак не могу привыкнуть, что лицо у меня такое чистое. И к новой стрижке не могу привыкнуть. В первый раз Блитц постриг меня во время нашего похода в Йотунхейм. А потом, когда я оброс, за дело взялась Алекс: она меня подровняла так, чтобы челка падала на глаза, а на затылке волосы доходили до воротника. Я-то не возражал, что мои космы взлохмачены и торчат как попало, но Алекс с таким упоением укрощала мои светлые локоны, что у меня язык не повернулся ей отказать. «Великолепно! – восхитилась Алекс. – Хоть чуточку стал выглядеть приличнее. Только все равно мрачный».

Записную книжку Рэндольфа я засунул в карман вместе с еще одной штуковиной, о которой старался не думать. С носовым платком, который дал мне мой отец.

Я вздохнул и сказал Магнусу в зеркале:

– Ну что, сэр, пора вам в путь-дорогу. Друзьям не терпится над вами поржать.

– А вот и он! – воскликнул Хафборн Гундерсон, непревзойденный берсерк и наш Капитан Очевидность.

Хафборн ринулся ко мне навстречу с грацией тяжелого грузовика. Волосы у него были еще всклокоченнее, чем мои в бытность бездомным. (Подозреваю, он стрижет их сам, орудуя боевым топором в темноте.) Вопреки обыкновению, сегодня он облачился в футболку. Впрочем, это не помогло скрыть две горы татуированных мышц, которые у него были вместо рук. К спине у Хафборна был приторочен боевой топор по имени Боевой Топор, а к кожаным штанинам подвешено с полдюжины ножей.

Хафборн заключил меня в медвежьи объятия и приподнял, по всей вероятности проверяя на прочность мою грудную клетку. Видимо, результат его удовлетворил, поскольку он вернул меня на землю и оживленно похлопал по плечам.