Но Кентон, охваченный приступом гнева при виде этого бессердечного убийства, прыгнул вперед. Немедленно тридцать шесть лучников натянули луки, оперения стрел коснулись их ушей. Черный жрец и капитан схватили Кентона и оттащили назад. Китаец вытащил маленький молот и ударил по лезвию своего меча. Тот зазвенел, как колокол. На помосте появились два раба и унесли мертвую девушку. Другая заняла ее место. Рабы унесли мертвого лучника. Другой выскользнул из-за занавеса и занял его место.
— Отпустите его, — радостно крикнул король и выпил полный флакон.
— Повелитель, он мой раб, — черный жрец не мог скрыть высокомерное нетерпение в своем голосе. — Его привели сюда, исполняя твой приказ. Ты видел его. Теперь я требую, чтобы его отвели ко мне на казнь.
— О-хо-хо! — Король поставил чашку и рассмеялся. — О-хо-хо! Значит, ты требуешь его? И хочешь увести? 0-хо-хо!
— Ноготь гниющей мухи! — взревел он. — Король я в Эмактиле или нет? Отвечай!
Отовсюду послышался звон натягиваемых луков. Каждая стрела из всего живого фриза была нацелена в грузное тело черного жреца. Капитан присел рядом с Кентоном.
— Боги! — прошептал он. — Ад побери тебя и награду! И зачем я увидел тебя?
Черный жрец заговорил голосом, в котором смешались гнев и страх:
— Ты король Эмактилы!
— И поклонился. Король взмахнул рукой. Луки опустились. — Встаньте! — воскликнул король.
Все трое встали. Король Эмактилы указал пальцем на Кентона.
— Почему ты так рассердился? — захихикал он. Я дал благодеяние смерти двоим. Человек, много раз будешь ты умолять смерть прийти, молить о моих быстрых лучниках, прежде чем Кланет покончит с тобой.
— Это убийство, — сказал Кентон, спокойно глядя в водянистые глаза.
— Моя чаша должна быть полна, — мягко ответил король. — Девушка знала о наказании. Она нарушила мой закон. Она убита. Я справедлив.
— Наш повелитель справедлив! — пропел китаец.
— Он справедлив! — повторили лучники и девушки.
— Лучник заставил ее страдать, а я хотел для нее безболезненной смерти. Поэтому, он убит, — сказал король. — Я милостив.
— Наш повелитель милостив! — запел китаец.
— Он милостив! — подхватили лучники и девушки.
— Смерть! — Морщинистое лицо короля лучилось в улыбке. — Человек, смерть — это лучший дар. Это единственное, в чем боги не могут нас обмануть. Она одна сильнее непостоянства богов. Она одна принадлежит только человеку. Превыше богов, независима от богов — так как даже боги должны будут умереть в свое время!
— Ах! — вздохнул король, и на мгновение вся эта веселость исчезла. — Ах! В Халдее был поэт, когда я жил там, — он знал смерть и знал, как писать о ней. Малдонах его звали. Здесь никто его не знает…
И затем негромко:
— Лучше умереть, чем жить, — сказал он, — а еще лучше никогда не быть!
Кентон слушал, интерес к этой странной личности погасил гнев. Он тоже знал Малдонаха из древнего Ура; он читал ту самую поэму, которую цитировал король, в глиняных таблицах, раскопанных Хайлпрехтом в песках Ниневии — в той старой, полузабытой жизни. И невольно он произнес начало последнего мрачного отрывка:
— Что?! — воскликнул король. — Ты знаешь Малдонаха! Ты…
И он затрясся от хохота.
— Продолжай! — приказал он.
Кентон чувствовал, как дрожит рядом с ним от гнева Кланет. И Кентон рассмеялся, встретив подмигивающий взгляд короля; и пока повелитель двух смертей приканчивал то чашку, то флакон, он читал стихи с воодушевлением, так не соответствующим стилю похоронного марша:
Король долго сидел молча. Наконец он шевельнулся, поднял флакон и подозвал одну из девушек.
— Он пьет со мной! — сказал он, указывая на Кентона.
Лучники расступились, пропустили девушку. Она остановилась перед Кентоном, поднесла к его губам флакон. Он выпил, поднял голову и поклонился.
— Кланет, — сказал король, — человек, знающий Малдонаха из Ура, не может быть рабом.
— Повелитель, упрямо ответил черный жрец. — Мой раб останется у меня.