Корабль Иштар

Толстяк налил. Я вдруг понял, какой им кажусь нелепой фигурой. Я сказал: «Джентльмены, я могу назвать вам свое имя и дать удостоверение личности, и в случае необходимости вы можете проверить по телефону. Признаю, что я предпочел бы этого не делать. Но если вы позволите мне уйти отсюда, вы не совершите никакого преступления. А правду вам сообщать бесполезно, потому что вы все равно мне не поверите».

Худой человек задумчиво сказал: «Сколько раз мне приходилось уже слышать оправдания и в таких же точно словах. Стойте на месте, незнакомец, пока присяжные не вынесут решения. Осмотрим сцену преступления, джентльмены».

Они вышли на террасу, осмотрели перевернутый горшок, осмотрели стену здания, вернулись. С любопытством посмотрели на меня.

Худой человек сказал: «Либо у него стальные нервы и он спасал репутацию леди, либо папочка напугал его до смерти».

Меланхоличный человек, Джеймс, горько произнес: «Есть способ проверить его мужество. Пусть сыграет с этим толстым пиратом».

Толстяк, Билл, возмущенно заявил: «Я не играю с человеком, у которого туфли на шнурках вокруг шеи».

Я надел туфли. И почувствовал себя лучше. Теперь я достаточно далеко и от древнего Иса, и от мадемуазель. Я сказал:

— Даже под разорванной рубашкой может биться бесстрашное сердце. Играю.

Худой человек сказал: «Бесподобное заявление. Джентльмены, еще один кон с участием незнакомца». — Мы все выпили. Не знаю, как они, а я в этом нуждался.

Я сказал: «Играю на пару носков, чистую рубашку, брюки, пальто, шляпу и свободный уход без всяких вопросов».

Худой человек сказал: «А мы играем на ваши деньги. И если проиграете, уйдете, в чем пришли».

— Справедливо, — сказал я.

Я раскрыл карты, и худой человек написал что-то на листке бумаги, показал мне и бросил в котел. Я прочел: «Один носок». Остальные торжественно написали свои ставки, и игра началась. Я выигрывал и проигрывал. Последовало множество интересных заявлений и столь же много конов. В четыре часа я выиграл право на уход. Одежда Билла мне была велика, но остальные ушли и быстро вернулись с необходимым.

Они провели меня вниз. Посадили в такси и закрыли руками уши, когда я называл шоферу адрес.

Прекрасная четверка, кем бы они ни были. Когда я переодевался в клубе, из кармана у меня выпало несколько клочков бумаги. На них было написано: половина рубашки, половина брюк, поля шляпы и так далее.

Я с трудом двинулся на северо-северо-восток, к кровати. Забыл и об Исе, и о Дахут. И во сне ничего не видел.

Глава XI Дахут шлет сувенир

Когда я проснулся, все было иным. Тело болело, затекло, и потребовались три порции выпивки, чтобы я пришел в себя. Воспоминания о мадемуазель Дахут и древнем Исе оставались яркими, но приобрели черты ночного кошмара. Например, бегство из ее башни. Почему я не остался и не вырвался силой? У меня не было причин Иосифа, убегавшего от жены Потифара. Я знал, что я не Иосиф. Угрызения совести меня не мучили, но факт оставался фактом: я убежал самым недостойным образом. Всякий раз, как я встречаюсь с Дахут — за сомнительным исключением древнего Иса, — она побеждает меня.

Что ж, правда в том, что я бежал в ужасе и предал Билла и Элен. В этот момент я ненавидел Дахут так, как ненавидел ее владыка Карнака.

Я позавтракал и позвонил Биллу. Ответила Элен. Она с ядовитой озабоченностью сказала: «Дорогой, ты, должно быть, ехал всю ночь, чтобы вернуться так рано. Где ты был?»

Я все еще нервничал и ответил кратко: «Три тысячи миль отсюда и пять тысяч лет назад».

Она сказала: «Как интересно. Не в одиночестве, разумеется».

Я подумал: «Черт бы побрал всех женщин!» И спросил: «Где Билл?»

Она ответила: «Дорогой, у тебя виноватый голос. Ты ведь был не один?»

— Нет. И путешествие мне не понравилось. И если ты думаешь о том же, о чем я… что ж, я виноват. И мне это тоже не нравится.

Когда она снова заговорила, голос ее изменился, в нем слышалась настоящая озабоченность и страх. «Ты имеешь в виду — три тысячи миль и тысячелетия?»

— Да.

Снова она молчала. Потом: «С… мадемуазель?»

— Да.

Она яростно сказала: «Проклятая ведьма! О, если бы только ты был со мной… Я избавила бы тебя от всего этого».

— Может быть. Но тогда в какую-нибудь другую ночь. Рано или поздно это произошло бы, Элен. Почему это так, я не знаю — пока. Но это правда. — Мне вспомнилась странная мысль о том, что я пил злое зелье мадемуазель давным-давно и буду пить еще. И я понял, что это правда.

Я повторил: «Это должно было случиться. И теперь все кончилось».

Это ложь. Я знал это, знала и Элен. Она жалобно сказала:

— Все еще только начинается, Алан.

У меня не было ответа. Она сказала: «Я отдала бы жизнь, чтобы помочь тебе, Алан… — голос ее прервался; потом торопливо: — Билл просил подождать его в клубе. Он будет у тебя около четырех.» — И повесила трубку.

И тут же мне принесли письмо. На конверте трезубец. Я открыл его, Письмо на бретонском: