Корабль Иштар

Держа руку на рычаге, Кентон смотрел на людей, стоявших рядом и не подозревавших о его присутствии.

20. ПЕРЕД АЛТАРЕМ БЕЛА

Туман поднялся. Грозовые тучи прижимались к вершине Храма Семи Зон. Перед Кентоном был обширный двор храма, вымощенный большими восьмиугольными плитами белого и черного мрамора. Двор окружали широким полукругом стройные колонны, похожие на волшебный лес. Их стволы блестели красным и черным, заостренные вершины были увенчаны резными остроконечными листьями, сверкавшими, как огромные папоротники росой, бесчисленными драгоценными камнями. На черных и алых стволах виднелись мистические символы, выложенные золотом, лазуритом, изумрудом и серебром. Ряды этих колонн тянулись вверх к мрачному, угрожающему небу.

В ста футах от него находился золотой алтарь, охраняемый керубами – выкованными их темного металла изображениями львов с человеческими лицами и орлиными крыльями. Керубы стояли по углам алтаря, их жестокие бородатые лица напряжены, как живые. На алтаре находился треножник, с него поднимался неподвижный заостренный язык пламени.

Обширным полумесяцем в десяти ярдах от колонн стоял двойной ряд лучников и копьеносцев. Они сдерживали толпу; мужчины, женщины, дети толпились меж колонн, роились за строем солдат, как листья, прижатые ветром к стене. Десятки и сотни людей, вырванных из своего времени и помещенных в этот безвременной мир.

– Говорят, эта новая жрица очень красива, – заговорил один их мужчин перед Кентоном. У него было худое бледное лицо, фригийская шапка на гладких волосах. Женщина дерзкой цветущей миловидности, черноволосая, черноглазая. Мужчина справа от нее – ассириец, бородатый, с волчьим профилем.

– Она была принцессой, я слышала, – сказала женщина. – Принцессой в Вавилоне.

– Принцесса в Вавилоне! – повторил ассириец, его волчье лицо смягчилось, в голосе прозвучала тоска: – О, вернуться в Вавилон!

– Жрец Бела любит ее – так говорят, – нарушила молчание женщина.

– Жрицу? – прошептал фригиец. Женщина кивнула. – Но это запрещено, – прошептал он. – Это – смерть! – Женщина рассмеялась.

– Тише! – предупредил осторожный ассириец.

– А Нарада, танцовщица бога, любит жреца Бела! – продолжала, не обращая на его слова внимания, женщина. – И, как всегда, добычу получит Нергал!

– Тише! – снова прошептал ассириец.

Послышался барабанный бой, сладкая музыка флейт. Кентон поискал источник этих звуков. И увидел с десяток храмовых девушек. Пять сидели с маленькими барабанами, положив на них розовые пальцы; две держали у губ флейты; три склонились к арфам. В их круге лежало что-то, напоминавшее груду серебристой паутины, перевитой черными нитями, среди которых запутались золотые бабочки. Груда зашевелилась, поднялась.

Появилась женщина в черных шелках, такая привлекательная, что на мгновение Кентон забыл Шарейн. Она была смуглой, с бархатной чернотой полуночи. Глаза ее – бассейны полуночной тьмы, в которых не светили звезды волосы – порывы урагана, пойманные в золотые сети. Золото мрачное, угрюмое, и что-то угрожающее было в этой сладкой красоте.

– Вот это женщина! – обратилась смелая красавица к ассирийцу. – Она получит все, что хочет, клянусь своей постелью!

Кто-то рядом произнес, задумчиво, сонно, преклоняясь:

– Да! Но новая жрица – вот это женщина! Она Иштар!

Кентон вытянул шею, рассматривая говорившего. Он увидел юношу, едва ли старше девятнадцати лет, стройного, одетого в шафран. Глаза и лицо у него были как у мечтающего ребенка.

– Он безумец, – прошептала женщина ассирийцу. – С того момента, как появилась новая жрица, он отсюда не уходит.

– Приближается буря. Небо как медная чаша, – прошептал фригиец. – Воздух пугает.

Ассириец ответил:

– Говорят, бел приходит в свой дом во время бури. Может быть, жрица не будет сегодня одна.

Женщина лукаво рассмеялась. Кентон почувствовал желание сжать ее горло руками. Послышался гром.

– Может, это он приближается, – мечтательно сказала женщина.

Послышались звуки арфы, барабанный бой. Одна из девушек запела:

"Рождена была Нала для наслаждения,

Никогда не танцевали такие белые ноги;

Сердца, на которые она наступала,

Умирая, считали ее богиней;

Днем и ночью был распущен ее пояс -

Рождена была Нала для наслаждения".

Гневно сверкнули глаза Нарады.

– Замолчи! – услышал Кентон ее шепот. Девушки рассмеялись; две с флейтами негромко заиграли; так же негромко забили барабаны. Но девушка, которая пела, молча сидела у свой арфы с опущенными глазами.

Фригиец спросил:

– Эта жрица действительно так прекрасна?

Ассириец ответил:

– Не знаю. НИ один человек не видел ее без вуали.

Юноша прошептал:

– Я дрожу, когда она идет. Я дрожу, как маленькое озеро, когда на него наступает ветер. Только глаза мои живут, и что-то перехватывает мне горло.

– Тише! – заговорила женщина с карими глазами добрым лицом и с ребенком на руках. – Не так громко, лучники могут выстрелить.

– Она не женщина! Она Иштар! Иштар! – воскликнул юноша.

Это был Зубран!

Зубран! Но он уйдет! Услышит ли он Кентона? Его тело не видно снаружи, но, может, голос пройдет сквозь камень?