Но все это я заметил, лишь когда смог отвести взгляд от господствующего в этой необыкновенной палате сооружения. Это была лестница из полукруглых ступеней, поднимавшихся постепенно уменьшающимися дугами вверх от основания малахитовой стены, - всего двадцать одна ступень из черного, как чернила, камня. Нижняя - примерно ста футов шириной, верхняя - тридцати. Высотой все они были около одного фута, глубиной - около трех.
На вершине этой лестницы, на небольшом возвышении, стояли два искусно изготовленных трона: один из черного дерева, а другой из тускло-желтого золота. Золотой трон был поднят еще и на пьедестал, и сиденье его было существенно выше первого.
Черный трон был пуст. Спинку золотого трона пересекала лента из королевского пурпурного бархата, на сиденье лежала подушка, обтянутая тем же королевским бархатом. На этой подушке покоились корона и скипетр.
Корона сияла разноцветьем огромных драгоценных камней: всеми цветами радуги переливались бриллианты, нежным голубым огнем светились сапфиры, зеленый излучали изумруды, красным пламенели рубины. Весь усыпанный самоцветами, сиял рядом скипетр, а набалдашником ему служил невероятных размеров бриллиант.
С обеих сторон лестницы выстроилось по семь стражей в свободных белых одеяниях, напоминающих арабские бурнусы Но если это и были арабы, то совершенно неизвестного мне племени. Скорее, стражи напоминали персов. Восково бледны были их вытянутые мрачные лица, а глаза были так черны, что, казалось, в них нет зрачков. Каждый держал в правой руке свисающую, как змея, веревку с петлей на конце - что-то вроде лассо или аркана.
На каждой третьей черной ступени, словно живой огонек, светился отпечаток маленькой детской ножки. Всего же отпечатков было семь. Неземное сияние исходило от них, словно они в самом деле были живые и хотели взбежать по этим ступенькам.
Когда я увидел корону и скипетр, во мне разгорелось страстное желание завладеть ими и властью, которую они приносили. Меня затрясло, словно в лихорадке.
Но при виде искрящихся детских следов во мне забурлил такой необъяснимый страх и столь сильное отвращение, что страсти моей как не бывало…
Я вздрогнул, услыхав голос Сатаны:
- Сядьте, Джеймс Киркхем.
Почти напротив закругленной стены рядом с первой ступенью лестницы стояло кресло весьма странной формы, что-то вроде миниатюрного трона. Я с чувством облегчения опустился в его объятия.
В то же мгновение стальные обручи охватили мои руки и ноги и приковали их к креслу, со спинки, которой коснулась моя голова, опустилось покрывало. Его толстый, набитый чем-то мягким, нижний край плотно зажал мне губы.
Я оказался прикованным к креслу с кляпом во рту и закрытым лицом. Но я и не пытался сопротивляться.. По-видимому, это были те самые меры предосторожности, о которых предупреждал Сатана. Обручи, хотя и держали крепко, но не сдавливали руки и ноги, мягкая подушечка, сжимавшая губы, не доставляла особых неудобств, покрывало было сделано из какой-то особой ткани, которая, скрывая мое лицо, в то же время позволяла мне видеть все совершенно отчетливо.
Я увидел Сатану у подножья лестницы. Черный плащ укрывал его громадное тело от шеи до пят. Он неторопливо начал подниматься наверх. Как только его нога коснулась первой ступени, одетые в белые балахоны стражи низко склонились перед ним. И лишь когда Сатана сел на трон, они выпрямились.
Янтарный свет медленно тускнел и наконец совсем погас. Но в то мгновение, когда должна была наступить полная тьма, яркий белый свет хлынул на трон и ступени. Свет лился правильной полусферой, словно колпаком укрывая трон, лестницу, четырнадцать стражей и меня. И на этом свету семь следов засияли невыносимо ярко, казалось, они стремятся порвать невидимые удерживающие их нити и последовать за своим хозяином, маленьким Буддой. Жутко сверкали немигающие глаза Сатаны, сидевшего на троне, и каменного двойника за его спиной.
В дальней части храма, там, где находились каменные сиденья, послышалось движение, как будто там рассаживалось множество людей. Приглушенно шуршали платья слуг, снующих туда-сюда по черным стенам панели, открывая потайные проходы, через которые устремлялась в храм невидимая публика.
Кто они были, эти люди, и что там происходило, я не мог видеть. Колпак ослепительного света, окружавший лестницу и трон, служил непроницаемой завесой, за которой царила абсолютная тьма.
Ударил гонг. Наступила тишина. Как в театре, двери за прибывшей публикой закрылись и занавес готов был подняться.
Вверху, примерно посредине между полом и потолком, на границе белого света и тьмы я увидел шар, светившийся, словно маленькая луна. Его левая половина была затемнена, лишь полоска по ее краю тускло искрилась, правая половина ярко светилась.
Ослепительный белый свет неожиданно погас. Но лишь на мгновение храм погрузился в полную темноту. Свет вспыхнул снова.