Корабль Иштар

Он повернул обратно к лесу. Я последовал за ним. Через час с четвертью мы выехали на прелестную лужайку с весело журчащим ручейком. Конзардине спешился и перебросил поводья через голову своего черного коня.

- Я хочу поговорить с вами, - сказал он.

Я отпустил свою чалую и сел рядом с Конзардине.

- Киркхем, вы до основания разрушили мой мир, - резко начал он. - Вы посеяли во мне ужасные сомнения. Среди нескольких основных принципов, на которых я строил свою жизнь, первым был: игра Сатаны - честная игра. А теперь я не могу в это верить.

- Выходит, вы не доверяете свидетельству Баркера? - спросил я.

- Говорите прямо, Киркхем, - холодно бросил он. - Вы подразумеваете, что Сатана, пряча под плащом руки, управляет счетчиком со своего черного трона. Если это так, то Баркер, обследуя совершенно другой механизм, никогда этого не заподозрит. Вы сами знаете это. Говорите прямо, прошу вас.

- То, что Баркер может ошибаться, приходило мне в голову, Конзардине, - ответил я. - Но мне хотелось, чтобы вы сами об этом подумали, без моей подсказки. Я и так довольно много вам сказал,

- Слишком много или не очень много, - покачал головой он, - но вы посеяли во мне сомнения. И вы должны избавить меня от них.

- Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду, что вы должны выяснить правду. И либо вернуть мне веру в Сатану, либо превратить мои сомнения в уверенность.

- А если произойдет последнее? - ехидно начал я.

- Вы нанесете ему гораздо более сильный удар, чем сможете сделать ножом или пулей. Вы уже будете не один бороться против Сатаны. Это я вам обещаю.

Голос Конзардине звучал хрипло. Рукоятка кнута неожиданно треснула, сжатая его сильной рукой.

- Конзардине, - мягко начал я, - почему вас так волнует, что игра Сатаны - обман? Насколько я понимаю, вы ближайший к нему человек. И как вы сами говорили, служба у него дает вам все, чего вы желаете. А еще вы рассказывали, что он скрывает вас от закона. Какая же вам разница, честная это игра или нет?

Он сжал мое плечо так, что я поморщился от боли.

- Потому что Сатана приговорил меня к смерти.

- Вас?! - недоверчиво воскликнул я.

- Восемь лет, - продолжал он, - тяготеет надо мной эта угроза. Восемь лет он изводит меня, как ему заблагорассудится. То дает понять, что исполнение приговора близко. То полуобещает отменить приговор и дать мне еще одну попытку. Киркхем, я не трус, но все же смерть вселяет в меня ужас. Если бы я был уверен, что жизнь продлится в другой форме, я встретил бы смерть спокойно. Но я знаю, что это будет бесконечная темнота, забвение, прекращение всего. Что-то во мне восстает против этого, восстает со смертельным ужасом и отвращением. Киркхем, я люблю жизнь.

Однако, если игра была честная, Сатана имеет на это право. Но если здесь кроется обман, значит, все восемь лет он забавлялся мною. Сделал из меня шута и насмехался надо мной. И, смеясь, будет смотреть, как я, не сопротивляясь, пойду на смерть, которую он выберет, потому что я должен верить, будто к этому меня обязывает моя клятва.

А этого, Киркхем, уже нельзя терпеть. И я этого не потерплю. И никто не потерпит. Я видел многих мужчин и женщин, которые поднимались по ступеням, рискуя всем, поверив слову Сатаны. И я видел, как некоторые из них пошли на смерть так же спокойно, как пошел бы и я. И их честь, как и моя, коренится в бесчестье? Другие не выдерживали: плакали и выли, как Картрайт. А Сатана смеялся. А еще больше таких, как я, живущих с согласия Сатаны. И все это благодаря’ мошеннической игре?! Если это так, Киркхем, этого нельзя больше терпеть! Нельзя больше терпеть!

Задыхаясь, он вцепился в воротник своей рубашки, словно именно тот душил его.

- О, Боже! - прошептал он. - Я должен расплатиться с ним за это. Если игра была правдивой, я бы с песней пошел на смерть… Но я должен быть уверен, что она была правдивой.

Я подождал, пока Конзардине придет в себя.

- Помогите мне выяснить, правда ли это, - предложил я. - Может оказаться, что одному мне с этим не справиться.

Он отрицательно покачал головой и ответил:

- У вас есть для этого Баркер.

- Я не хочу снова подвергать его риску. - Я решил прикрывать маленького человечка, насколько это будет возможно. - Нужно слишком многое осторожно обследовать, Конзардине. Мы можем нарваться на кого-нибудь не столь благорасположенного, как вы. Втроем мы каким-нибудь образом сможем быстрее выяснить в чем дело.