Корабль Иштар

Вы, вероятно, понимаете, - продолжал он, - что здесь нет и тени того, что называется любовью. Некое душевное волнение - да. Но не большее, чем то, что обычно вызывает у меня истинно прекрасная вещь. Это в сущности искусственный отбор, селекция, и только. Я и раньше пытался осуществить эту идею. Но мне не везло с выбором.

- Вы имеете в виду…

- Рождались девочки, - мрачно сказал он. - Они обманули мои ожидания. Их не должно было быть. И их не стало.

Только сейчас я заметил что-то китайское в его тяжелом неподвижном лице: резко выступили скулы, явно обозначился косой разрез глаз. Я задумчиво кивнул головой.

- А если опять… - Я хотел добавить: «Ваши ожидания будут обмануты».

Он пришел в бешенство:

- Не смейте так говорить! Не смейте так думать! Ее первенец должен быть - мальчик! Сын! Сын, я сказал!

Его неожиданная вспышка, его надменность и самоуверенность снова разожгли тлевшую во мне ярость. Что я мог бы ответить, что натворить, я не знаю. Меня спас Конзардине. Открылась дверь, и горящий взгляд Сатаны на мгновение оторвался от меня. Я сумел взять себя в руки и подавил свой гнев.

- Все готово, Сатана, - объявил Конзардине.

Я нетерпеливо поднялся. Мне даже не нужно было изображать горячность. Мной овладело некое предстартовое возбуждение, граничащее с экзальтацией.

- Настал ваш час, Джеймс Киркхем. - Голос Сатаны снова был спокоен, лицо неподвижно, глаза холодно сияли. - Через несколько минут я могу стать вашим слугой. А весь мир - вашей игрушкой! Кто знает?! Кто знает!

Он подошел к дальней стене. Открыл одну из панелей и обернулся:

- Доктор Конзардине, проводите непосвященного в храм.

Он смотрел на меня почти ласково. Я заметил, как прячущийся в нем дьявол, предвкушая удовольствие, облизывал губы.

- Власть над всем миром! - повторил он. - Сатана ваш покорный слуга! Кто знает?!

Он вышел. Конзардине глубоко вздохнул.

- Не хотите ли выпить перед началом, Киркхем? - с неподдельной заботой спросил он.

Я отрицательно покачал головой. Нервное напряжение нарастало.

- Вы знаете правила? - оживленно заговорил он. - Вы должны наступить на четыре из семи следов. Вы можете остановиться на любых из них и подчиниться правилам. Один след Сатаны - и вы должны сослужить ему одну службу, два следа - вы служите ему год, три - вы навсегда в его власти. И больше никаких шансов, Киркхем. Пройдете по четырем счастливым следам - и вы будете на вершине власти, в точности как он обещал. Если вы оглянетесь назад во время подъема, вы должны начать все сначала. Все ясно?

- Пойдемте, - несколько охрипшим голосом сказал я, в горле у меня странным образом пересохло.

Он провел меня через стену в один из выложенных мраморными плитами коридоров. Из него мы вошли в лифт и спустились вниз. Скользнула в сторону панель - и следом за Конзардине я ступил в оплетенный паутиной храм.

Я оказался почти у самого основания лестницы, внутри полусферы яркого света, как занавесом скрывавшей амфитеатр. Тихий шорох и шепот доносились оттуда. Мне в голову пришла идиотская мысль: Ева выбрала хорошее место, чтобы получше видеть меня, и я тут же осознал, что весь дрожу. Беззвучно ругаясь, я сдерживал дрожь, уповая на то, что она не настолько сильна, чтобы ее могли заметить.

Я поднял глаза на черный трон - навстречу мне светились насмешливые, глумливые глаза Сатаны. Почему-то я сразу успокоился, самообладание вернулось ко мне. Сатана так же, как в прошлую ночь, был одет в черный плащ. Голубые глаза каменного двойника сверкали позади него. Но вместо четырнадцати одетых в белые хламиды охранников посредине лестницы стояли всего двое. Не хватало чего-то еще… Ага, вот оно что! Не было черномазого палача!

Что же это означало? Может быть, таким образом Сатана хотел показать, что он не собирался меня убивать, даже если я наступлю на все три его следа?

Или это значит, что я могу не бояться смерти, по крайней мере, пока я не выполню миссии, для которой он меня выбрал?

Или это была ловушка?

Похоже, что так. Как-то не верилось, чтобы Сатана вздумал хотя бы немного успокоить меня, заверить меня, что мне ничего не грозит. А может, и даже скорее всего, он решил, что эта мысль придет мне в голову, как только я замечу отсутствие охранников и палача. И соблазнит меня сыграть до конца в уверенности, что отсрочка может дать мне время улизнуть от него?

Или… Предположим, сейчас он настроен великодушно. Но если я в самом деле проиграю, ему запросто может прийти в голову поразвлечься и получить еще большее удовольствие. Долго ли вызвать палача и отдать меня, как Картрайта, этому черномазому с веревкой из женских волос?

Как и Картрайт, я внимательно всматривался в его лицо. Но не мог найти в нем и намека на какую-то подсказку. Оно было совершенно непроницаемо. И сейчас еще ярче, чем когда палач тащил к себе свою жертву, я осознал всю иезуитскую изощренность этой игры. Потому, что теперь играл я сам.