Корабль идет дальше

Следующую попытку расколоть моряков фашисты предприняли через несколько дней. Они вызвали в комендатуру всех людей, имеющих украинские фамилии. В комнате сидел раздувшийся от важности комендант и штатный переводчик. Немцы о чем-то посовещались, и переводчик начал:

— Великая Германия великодушна. Она предлагает вам поехать на вашу родину Украину. Там вы будете свободны, будете работать, жить, как вам хочется, и честно служить Германии. Будете вволю есть, пить, — он игриво пощелкал себя по горлу. — И заниматься с бабами. — Тут он громко захохотал и сделал непристойный жест.

Комендант покровительственно улыбнулся, все, мол, правильно говорит.

— А в какие города можно поехать? — спросил кто-то.

Переводчик замялся, взглянул на коменданта. Тот сидел непроницаемо важный.

— Пока на оккупированную часть Украины, — неуверенно проговорил переводчик. — Но можете не сомневаться: через месяц вся Украина будет в наших владениях. Ну как? Согласны?

— Вообще-то хорошо. Пить, есть, бабы… Только нет у нас украинцев. У нас все русские. Вот оно какое дело, — сокрушенно сказал наш «дед» Долженко. В глазах его прыгали веселые искорки.

Переводчик удивленно взглянул на Долженко, обвел нас глазами, как бы спрашивая: «Что все это значит, что говорит этот человек?»

— Да-да. У нас все русские. Украинцев нет, — подтвердил одессит Кириленко.

Переводчик выпучил от удивления глаза и перевел все коменданту.

— Как? Нет украинцев? А фамилии? — заорал комендант. — Вы думаете, мы не знаем?

— Мы, герр комендант, все русские, — спокойно принялся объяснять Долженко, — мы все ленинградцы.

— Не морочь мне голову! В ваших паспортах ясно написано: украинец.

— Так в паспортах, значит, неправильно…

«Дед» явно издевался. Мы согласно кивали головами. Кончилось все тем, что нас прогнали из комендатуры. Немцы поняли правильно. Никто не захотел поехать в оккупированную Украину.

Прошло несколько томительных дней. Никаких новостей не было. Солнце палило по-прежнему. Мы изнывали от жары, голода и неведения. В лагерь привезли каких-то двух русских. Они говорили, что являются советскими гражданами, жили несколько лет в Штеттине и открыто последними словами ругали фюрера, Германию, фашистов. Мы сразу поняли, кто это такие, и держались с ними осторожно, не посвящая их в свои разговоры. Четвертого июля ко мне подошел Коля Никитин, отозвал в сторону и тихо сказал:

— Только что говорил Сталин, — и передал мне содержание речи.

Я очень удивился, откуда он мог узнать о речи Сталина, и спросил:

— Кто тебе сказал?

Коля приложил палец к губам, зашептал:

— Все правда. Не сомневайся. Арташу удалось захватить с парохода свой радиоприемник «ВЭФ». Видимо, солдат, который наблюдал за тем, как он собирает вещи, не додул сразу и думал, что приемник отберут в лагере при обыске, а нас не обыскивали. Наш радист Женя Рудаков из обрывков проводов устроил антенну и расположил ее в матрасе на верхней койке и совершенно случайно поймал речь Сталина. Так что теперь будем потихоньку слушать Москву.

С этого дня, когда удавалось, Рудаков забирался под одеяло и слушал, а ребята отвлекали часового всякими разговорами. Родина передавала печальные сообщения. Настроение падало. Мы болезненно переживали отступление наших армий. Не понимали, почему это так, иногда даже не верили сводкам. Мы привыкли считать нашу армию самой сильной в мире, нас так учили, об этом ежедневно писали в газетах, говорили по радио. В чем дело? Что случилось в нашей стране? События к тому времени развертывались катастрофически. Один за другим гитлеровцы захватывали наши населенные пункты и города. Каждый день в немецких газетах, которыми нас исправно снабжала лагерная администрация, появлялись огромные заголовки, напечатанные красной краской: «Зондермельдунг!» [15]Они сообщали о миллионах тонн потопленного торгового флота, о захваченных территориях, об астрономических цифрах попавших в плен. Рига взята, Смоленск пал, Ленинград очерчен зловещим красным кругом… Ну что мы могли думать — оторванные от Родины, без правдивой информации, лишенные могучей поддержки своего народа? И все-таки все эти сообщения, победные реляции, истерические запугивания Гитлера не сломили духа моряков. Наоборот, мы как-то больше сплотились, ненависть к фашизму возрастала пропорционально их победам, и всеми владело одно желание: «Выстоять!» Правда, это было только начало. Что же приготовит нам жизнь впереди?