Читаем Корабль идет дальше полностью

Вот баркентина сделала поворот. Шкоты и брасы вытянулись. Теперь мы пойдем так несколько часов. Курс длинный. Без лавировки. Отпущена подвахта с палубы. Становится тихо. Слышны только удары волн о штевень да поскрипывание рангоута. Стало уже совсем темно. Осенью на Балтике ночи подкрадываются незаметно. Тускло освещает верхние паруса лампочка на клотике. Это для рулевого. Вахтенные забираются в укрытые от ветра места. Появляются красные точки зажженных папирос. Наступило время неторопливых бесед.

Я незаметно подсаживаюсь к курсантам. В темноте не видно лиц, и я вполне могу сойти за вахтенного.

— Последний рейс, — слышится чей-то голос. — Придем в Ленинград и снова в училище. Надоел этот парусник со страшной силой… Скорей бы на настоящий теплоход попасть…

— А мне так понравилось. Больше такого в жизни испытать не придется. На теплоходах еще наплаваемся, правда? — отвечает другой высокий, похожий на девчоночий, голос. — Говорят, что больше парусников не будет. Отплавают свой век и на слом…

— Ну и пусть ломают. Не будут мучить нам подобных. А мне так хочется скорее в большое море. Подальше. Куда-нибудь в Австралию, Южную Америку, Канаду…

— Как на это еще твоя рыжая посмотрит? Не пустит. Скажет: «Сиди, Толик, дома».

Курсанты смеются.

— Не скажет, — уверенно говорит неизвестный мне Толик. — Мы с ней договорились. Она уже морально подготовилась к длинным разлукам. Ничего. Сильней любить станет…

— А сам-то ты подготовился? Годика три так поплаваешь и как бы на берег не запросился, браток.

— Этого не будет. Когда я в училище шел, то уже знал, что всю жизнь проведу на море. Зачем тогда в училище поступать? Бессмысленно.

— Почему бессмысленно? Получу высшее образование, а там выбор широкий. Хоть в море, хоть на берег… — прерывает Толика другой курсант.

— Шел бы тогда в гуманитарный. Нечего тебе курсантский клеш протирать…

— Он, рябчики, из-за формы пошел. Девочки нашу форму любят…

— Не знаешь ты наших девочек. Они не форму любят, а заграничные шмутки, которые мы им привозить будем. Смотри в корень…

— Мне море до лампочки, — сказал веселый голос. — Кончу и «здоровеньки булы»! Здесь временная посадочная площадка. Поят, кормят, одевают…

— Карьерист ты, Володька. Куда лететь собираешься?

— К заоблачным высотам. Вам так все и скажи сразу. За мной побежите, ни одного в мореходке не останется…

— Нет, братцы. Для меня существует только море. Я вот жду не дождусь, когда встану на самостоятельную вахту, буду определять место судна, прокладывать курсы, швартоваться. Так что за тобой, Володька, не побегу…

— Кливер шкоты подобрать! — раздается команда вахтенного штурмана. — Спите тут, ничего сами не видите.

Несколько человек нехотя встают и идут подбирать шкоты.

За десять дней моего пребывания на баркентине я услышал много разных разговоров, показывающих отношение этих мальчиков к морю, их будущей службе и к жизни вообще. Чего скрывать, были среди них парни, похожие на Володьку с его «перелетными» планами, были равнодушные, попавшие в Мореходное училище по принципу: «Все равно, в каком высшем учебном заведении получать образование», встречались и просто любители больших заработков, думающие, что на флоте «умному» человеку деньги сами в карман сыплются. Всякие были… Но большинство ребят оказались другими. Они мечтали о море. Они с нетерпением ждали получения диплома не для того, чтобы убежать с ним в какое-то другое место, а чтобы встать на мостик и впоследствии командовать кораблем. В этом была их конечная цель. С каким уважением они говорили о море и морской работе. Их не пугали ни короткие стоянки, ни длительные рейсы, ни частые разлуки с любимыми. Они готовились стать настоящими моряками. И они были преданными влюбленными. Мне стало очень приятно, что я оказался прав. Теперь я был уверен, что тон, который зададут эти юноши, придя на флот, будет правильным, таким, как нужно.

Сойдя с борта «Сириуса», я поехал в Ленинград и принялся за давно начатую книгу. Мне хотелось в ней рассказать и о том, что я видел и слышал на учебном судне. Так появилась повесть «Золотые нашивки». В ней действуют капитаны Шведов и Нардин, курсанты Тронев, Роганов, Курейко, Хабибулин, девушки Зойка, Марина, Валерия Николаевна… Все это люди с разными характерами и вкусами, но это хорошие люди, влюбленные в свое дело моряки… Мне хотелось показать именно таких. Образованных, способных руководить сложным предприятием людей и обязательно немножко романтиков.

Много юношей мечтает о море. Они видят его в своих снах, жадно ловят каждое слово о нем, они делают деревянные плоты, утлые лодчонки и отправляются в далекие плавания по рекам и озерам. Ведь для многих море слишком далеко. Но они уже вдыхают «ветер дальних странствий» и чувствуют себя моряками. И рано или поздно они станут ими. Это неотвратимо. Они поступят в училище, познают мореходные науки, и, наконец, придут в море, принеся ему свою любовь.

Я хочу привести только один отрывок из письма такого влюбленного:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии